Хитрая, умная. И Ойгона любит, как умеет.

Темир отогнал Луну от входа, отвалил камень. И снова занялся своим волком — поить повёл.

Волчица, поскуливая, первая влезла в убежище и забилась там в дальний угол. Понимала, что Ойгон будет её ругать.

Старшего брата наш неожиданный визит разбудил. Он, оказывается, преспокойно дрых, пока мы сражались.

Видно и в этом мире воинам под шум битвы спится гораздо лучше, чем в тишине.

Не спал Бурка. Он заскулил, пополз мне навстречу.

— Ты чего? — я ощупал морду, потрогал горячий нос.

Волк опять заскулил и стал протискиваться мимо меня к выходу.

— Отлить, что ли? — спросил я, догадавшись. — Ну, иди. Только недалеко.

Я нащупал свои мешки и усадил на них девицу. Она сразу как-то обмякла и повалилась на них. Уработали мы колдунью. Ладно, пускай пока полежит.

Вышел в ночь, кое-как рассмотрел Бурку, присевшего возле камня.

Зверь сделал свои дела, дохромал до меня и лёг рядом.

— Плохо тебе? — спросил я.

Бурка заскулил жалуясь.

— Вот и мне плохо, — согласился я с ним. — Девку какую-то притащил, идиот. Вот всегда они не к месту появляются, эти девки. Помню, Панкратыч как-то… — я осёкся. Потом сказал волку: — Ладно, пойдём спать.

Хорошо, что зверю взялся рассказывать, а не Истэчи или Темиру.

Я помог Бурке протиснуться в убежище. Нашарил своё место, нащупал девушку, сел, прикрыв её своей неширокой спиной.

Волку-то хорошо было, он в темноте видел. Забурился куда-то в угол, понимаешь.

Снова вспомнились все здешние парадоксы: почему объезженные волки теряют ночное зрение? И как они вообще летают, такие здоровенные?

Если в полёт Бурки я мог ещё хоть как-то поверить, то Луна, махающая крыльями, выглядела в небе очень неубедительно.

Истэчи, тоже забравшийся в убежище и устроившийся рядом со мной, на волчицу жаловаться не стал. Ну и правильно: не его зверь — не должен и подчиняться.

— Чего долго-то были? — спросил Ойгон как бы про между прочим, без особого любопытства. — Камень нашли? Колдуна убили? А привели кого?

— Камень не нашли, — признался я. — А колдун пи… То есть, упал, в общем, вместе с драконом. Хорошо бы, если б разбился. Но в этом я не уверен. Темно было, не видно. И лучше бы утром его поискать. И дозорного на ночь назначить. А то… как бы он сам нас к утру не нашёл.

— А дракона хоть видели? А голову отрубили ему? — продолжал выспрашивать Ойгон так равнодушно, словно речь шла не о сражении, а он в погреб нас посылал. За картошкой.

— Завтра отрубим, — пообещал я. — Говорю же — темно, ничего не видно совсем.

— Ни хера! — радостно поддакнул Истэчи.

— А это кто? — Ойгон ткнул пальцем в девицу, затаившуюся у меня за спиной.

— А это — дочь того колдуна. Это она спалила наш лагерь.

— Ведьма? — Тут с Ойгона слетела вся его сонная выдержка: — А сюда вы её — зачем привели⁈ Надо было там сразу и закопать!

— Допросить её надо, — пояснил я. — Узнать, что она искала у нас в лагере. Ну и как заложник она нам может оказаться полезной.

— А, ну ладно, тогда, — согласился Ойгон. — Допросим сейчас. — И поинтересовался: — Сильно поди орала?

— В смысле? — удивился я.

— Ну, колдовские девки у вайгальцев крепко орут, когда из них баб делаешь. Балованные они.

— Не успели мы с ней чего надо сделать, — посетовал Истэчи. — Долго с колдуном бились. А потом надо было уходить быстро. Щас допросим да и займёмся. Вот хорошо будет! Никогда с ведьмой не пробовал. Слышал только, что хорошо пахнут и очень сильно кричат. Жалко им свою силу терять.

Девушка за моей спиной испуганно всхлипнула.

— А зачем из неё бабу делать? Чё, прямо горит? — удивился я, стараясь не показывать заинтересованности.

Лучше бы все споры оттянуть до утра. А там пойдём в волчий лог и не до того будет. Не до девок.

— Иначе её прямо сейчас убить надо, — пояснил Ойгон так спокойно, словно речь шла про что-то обыденное. Про ту же картошку. — Голову ей отрезать, пока колдовать не может. Утром силы восстановятся, и она сожжёт нас всех.

— И как это одно с другим связано? — я уже вообще ничего не понимал.

— У Кая — память дырявая, — пояснил Истэчи моё недоумение. — Он забыл, что вайгальские ведьмы силу теряют вместе с первым мужчиной. Потому они замуж не ходят. Не хотят дома сидеть и мясо варить. На драконах много летают.

На середине разговора вернулся Темир. Плюхнулся прямо у входа — места в убежище было негусто.

— Да ходят они замуж, хотят, — рассмеялся он. — Но только за колдунов. У них амулеты специальные есть!

— Брехня! — не согласился Истэчи.

— Ну, я так слышал. — Темир заглянул мне за плечо, пытаясь рассмотреть девушку. — Эй ты, ведьмино отродье? Зачем ты наш лагерь сожгла, чего искала, а?

Ойгон порылся среди камней, засветил огонёк. В плошке с жиром плавал фитилёк из растительного волокна, но горело ярко.

— Кай, тащи-ка ведьму на свет, — велел он.

Я вытянул к огоньку слабо сопротивляющуюся девушку. Посадил перед собой.

— Чего искала, говори! — строго спросил Ойгон, разглядывая её.

Вид у колдуньи был потрёпанный — на лбу шишка, шея изрезана.

Но в тесноте убежища от неё так сладко пахло женщиной, что всё остальное сразу отступали на второй план.

— Не скажу! — огрызнулась пленница, и попыталась забиться в угол, но я поймал её за волосы и заставил сесть на место.

Ойгон молча вытащил нож, и девушка взвизгнула, закрыв руками лицо.

— Лучше сама скажи, что искала? — спросил я ласково.

С Ойгоном мы вполне могли поиграть сейчас в хорошего и плохого полицейского.

— Мы мяса тебе дадим сушёного, — пообещал я. — И воды. Хочешь? Мы всё равно узнаем, чего ты искала. Ты же понимаешь, что с тобой могут четыре мужика сделать. Ну?

Я подтянул её поближе к огню.

— Скажи, чего ты хотела в лагере? Я тебя не обижу, я добрый.

Истэчи хихикнул. Все видели, какой я добрый. Особенно с двумя мечами.

Но девушки — они глупые. Они верят, что каким