Все они мечтают приручить какое-нибудь особенно свирепое чудовище. Потому и выходят за всяких маньяков.

— Ты искала что-то, что есть у нас? — помог ей пленнице.

— М-меч, — выдохнула она.

Меч? Так это она меня вынюхивала, а не чёрный колдовской камень? Меч-то был у меня. Меч Камая «для левой руки»!

Я вспомнил, что Майа нашла меня голым — всю одежду и оружие забрали мародёры. Но что, если это были не мародёры? А кто?

— Ну и зачем он тебе? — быстро спросил я.

— Это меч княжича Камая, — пробормотала девушка. — Он заговорён лучшими шаманами диких. Им можно сражаться против демонов и колдовского огня. Это очень дорогой меч.

— Это мы-то — дикие? — рассмеялся Истэчи.

Я показал ему кулак: молчи, не мешай.

— Ну, что меч молнии отбивает — это верно, — кивнул я. — Не врёшь. А скажи… — Я задумался, не зная, как сформулировать вопрос. — Что стало с хозяином меча?

— Он умер. Терий Верден сам проткнул ему сердце, — прошептала девушка.

— Ты видела это? — Мне важно было понять, знает ли колдунья Камая в лицо?

— Нет, — помотала она головой. — Но отец говорил. Может быть, он видел.

— Ему тоже нужен был меч?

— Терий Верден велел найти его. При убитом этого меча не было. А я услыхала и…

Она замолчала, смутившись.

— А ты решила успеть наперёд отца? — помог я. — А зачем?

— Он хотел выдать меня замуж, — прошептала девушка.

— А ты, значит, не хотела? Решила раздобыть сильный артефакт, и что?.. Принести терию Вердену?

— Да. И попросить покровительства. Я хочу… Я…

Девушка заплакала.

— Во бабы, дают, — сказал Темир и задрал рубаху, ища завязки штанов. — Не хотела за одного замуж. Мало ей было! Щас много получит!

Истэчи фыркнул.

Дальнейшее развитие событий и ежу было понятно. Вот только допустить его я не мог. Может, я и не добрый, но у меня — свои принципы. И менять их я не намерен.

— Ты куда разбежался? — окоротил я брата. — Это моя ведьма. Я её поймал.

— Ну, так не лопнуть же тебе? — удивился Темир. — И нам оставишь.

Я быстро перебирал в памяти всё, что видел в деревне. Там, вроде бы, жили семьями. Значит, что такое брак они уже понимают. А что если…

— Так я, может, жениться на ней хочу! — объявил я.

Истэчи сглотнул слюну и икнул от неожиданности.

— Ну, ты и!.. — Темир обиженно засопел, выругался и… полез из убежища.

А следом за ним Ойгон и Истэчи.

Старший брат обернулся в проёме, предупредил:

— Только быстрее женись, а то спать сильно хочется! Чтобы не как волки — по два часа туда-сюда дёргаться. Мы оглядимся пока, не бродит там где колдун? А ты давай, жми!

Глава 25

Евмать

В свете огонька жирника — масляной свечки, что смастерил Ойгон — личико колдуньи казалось потерянным и потусторонним.

Вот не будет в другой раз из дому бегать. Отец хотел её за нормального мужика выдать, а не дефлорацию предложить на мешках с оружием.

— Зовут-то тебя как? — мрачно спросил я новоявленную жену.

— Ш-шасти, — выдавила она сквозь застучавшие от страха зубы.

— Клянись, Шасти, что никогда не причинишь вреда ни мне, ни моим друзьям, ни соплеменникам, — сказал я, вытаскивая клинок Камая. — На мече клянись. Если нарушишь клятву, то даже если умру — он сам найдёт тебя и отрежет голову.

Я блефовал, но, судя по лицу девушки, «шалость удалась»*.

— К-клянусь, — пролепетала она.

— Повторяй за мной! Клянусь, что не причиню вреда моему мужу, который сидит сейчас рядом со мной, каким бы именем его не называли…

— Моему мужу… — покорно повторила Шасти.

— Барсам и волкам…

— Что не причиню вреда барсам и волкам…

— И не буду колдовать в лагере без разрешения мужа!

Девушка удивлённо подняла на меня глаза, но послушно повторила слова клятвы.

А потом произошло то, чего я и сам не ждал. Лезвие меча вдруг засветилось, и по нему побежала огненная вязь придуманных мною слов: «Клянусь, что не причиню вреда…»

Колдунья испуганно вскрикнула — об этой особенности меча она тоже не знала.

— Видишь? — спросил я. — Меч запомнил твои слова! Помни и ты! Ты теперь — моя жена, поняла! Ну? — я встряхнул девушку.

— Поняла, — выдавила она.

— Ну, визжи теперь! — велел я.

— З-зачем? — совсем растерялась девушка.

— Парни ждут, что ты орать будешь, — пояснил я туманно. — Нельзя обманывать народные ожидания.

И видя, что Шасти не врубается, прикрикнул на неё:

— Визжи, я сказал! — и влепил символическую пощёчину.

Она слабенько вскрикнула.

— Да громче! Мне что, одежду на тебе разорвать? А в чём ходить будешь? Не трахать же тебя, в самом деле? Убить ты никого не сумела. Вся твоя вина в том, что дура! Визжи!

Я потянул её на себя и легонько шлёпнул по попе.

Этого оказалось достаточно. Шасти поняла: она заорала так, что песок посыпался откуда-то сверху.

— Вот умеешь же, — усмехнулся я, растирая оглохшее ухо.

А потом достал нож, чиркнул по запястью и вытер кровь о подол её шёлковой рубахи. Мало ли, как тут понимают этот тонкий вопрос.

Спросил:

— Ну, чего смотришь? Иди спать. Можешь на сумки лечь, я тут как-нибудь рядом с Буркой устроюсь.

И стал пробираться на выход.

— Ты куда? — спросила она тихо-тихо.

— Покурю пойду. Спи.

Я растёр руками запылавшее вдруг лицо и выбрался из убежища в безлунную ночь.

Вот же навязалась эта девчонка на мою голову. Я и в родном-то мире жениться не собирался, а тут — тем более.

И вообще — рано Камаю ещё «жениться», да и я с малолетками трахаться не нанимался.

Тоже мне — восьмиклассница. Сколько ей? Лет четырнадцать? Ну прямо засиделась в девках. Говорят, что Джульетте было тринадцать! Или Татьяне?

Возле убежища трое уже «курили» — переминались с ноги на ногу и смотрели по сторонам, дожидаясь от меня какого-нибудь сигнала.

— Ну чего, женился? — спросил Истэчи с затаённой