было бы позвать врача. Было бы, если бы не все эти истории о том, что никто не может родить императору ребёнка, которых я уже наслушалась предостаточно. А кое-чему и сама была свидетелем. Кто-то очень не хочет, чтобы у Тайрена появился конкурент, и я могла бы ткнуть в этого кого-то пальцем, да вот беда — никаких доказательств у меня не было. А императрица — не тот человек, которого можно обвинить без железобетонных аргументов. Раз она до сих пор ухитрилась не попасть под подозрение, то одного указания на очевидность её выгоды будет мало.

И врачи с ней наверняка в сговоре. Самый простой и очевидный способ держать руку на пульсе, это заручиться поддержкой тех, кого ни одна понёсшая женщина никак не минует. Самое противное, что и мне рано или поздно придётся во всём признаться. Ладно, я могу приказать молчать своим слугам, может быть, даже смогу скрывать растущий живот под здешними довольно свободными одеяниями. Но врачи осматривают всех обитательниц гарема как минимум раз в сезон, для профилактики, так сказать. В другое время я бы подобную заботу только приветствовала, но сейчас…

Да и слуги… Трудно найти человека, которого нельзя было бы подкупить, запугать или же просто разговорить под невинным предлогом. С какой скоростью слухи распространяются по гарему, я уже не раз имела возможность убедиться. И здравствуй, господин врачеватель, с искреннейшей заботой о здравии императорской супруги.

Я взяла рисовый хлебец и откусила. Потом вспомнила про спорынью, как говорят, тоже являвшуюся абортивным средством. Правда, она вроде бы живёт только в пшенице, но кто сказал, что и в рисовую муку нельзя подмешать чего-нибудь в этом роде? Чёрт, Наталья, не будь параноиком. Ты не сможешь не есть всю беременность. Травили и фруктами, проколотыми отравленными иглами, травили книгами, свечами и перчатками, не говоря уж о косметике. Никто пока ещё не знает, что с тобой, так что ешь давай!

К счастью, меня пока ещё не тошнило, но к вечеру разболелась голова. Однако лечь, как мне больше всего хотелось, было нельзя. Меня всё-таки припрягли к службе в императорских покоях, и манкировать этой честью без объяснений причин я не могла. Хорошо хоть обязанности были необременительными. Подай-принеси, разотри тушь для письма, добавь благовоний в курильницы, приготовь воду для омовения рук после еды. По сравнению с работой комнатной девушки, можно сказать, отдых. Император был со мной ласков, похоже, уже забыв ту небольшую размолвку, и даже сказал, что скоро опять меня навестит. Надеюсь, что не сегодня.

Вообще-то я могла бы стать находкой для шпиона, подумала я, стоя под дверями императорского кабинета с подносом, на котором лежали влажные подогретые полотенца. Или сама начать карьеру шпионки. Сквозь тонкую, ажурную, оклеенную бумагой дверь всё было отлично слышно. Полотенца стыли, но разговор его величества с кем-то из сановников, где решалась судьба некоего Цэнь Риэна (виновен или нет? Сразу арестовать или сперва начать расследование?) явно не предназначался для чужих ушей. С другой стороны, размышляла я, люди здесь и в самых откровенных разговорах не стесняются слуг, быть может, я сейчас иду как бы по разряду прислуги? Я уже решилась пойти на компромисс и постучать, но меня прервали самым неожиданным образом.

— Что ты тут делаешь?

Я обернулась. В нескольких шагах от меня стояла Эхуан. Тоже с подносом, на котором красовались кувшинчик и чарка.

— То же, что и ты, сестра, полагаю, — я приподняла свой поднос.

— Что ты себе позволяешь? — прошипела она.

— Прости?

— Ты, рождённая в степях! Думаешь, ты подходишь для того, чтобы прислуживать Сыну Неба?

— Это решать не тебе, и не мне, а его величеству.

— Послушай, ты, выскочка!..

— Сестра Эхуан, говори тише, — я выразительно оглянулась на дверь кабинета. — Здесь тонкие стены, мы можем помешать его величеству.

Как ни странно, она вняла. Понизила голос и подступила ближе, задрав ко мне побледневшее от злости личико:

— Послушай, ты!.. Не знаю, как ты это делаешь, но твои уловки тебе не помогут. Лучше держись от его величества подальше, поняла? А то, знаешь, много здесь было таких… — она запнулась, подбирая подходящее определение.

— Таких, как ты? — мне стало почти смешно. Да, наложниц в гарем подбирают за что угодно, но не за мозги. Пожалуй, Кольхог — и та поумней была.

— Таких наглых, как ты! Да только все как были, так и кончились. Думаешь, на тебя управа не найдётся? Хочешь жить — не лезь вперед других!

— Сестра Эхуан, давай не будем ссориться, — примирительно сказала я. — Во всяком случае, здесь и сейчас. Хочешь поругаться, приходи во дворец Лотоса в любое время. Или я к тебе приду во дворец Орхидеи, если позовёшь.

— Не указывай мне, что делать! Ты родилась в степях!..

— Вообще-то, скорее в лесах, — дались ей эти степи…

— Не важно! Ты, наверно, и мяса не ела, пока не вошла во дворец комнатной девушкой. Среди них тебе и место! — кажется, моя усмешка разозлила её ещё больше. — Не думай, что милость императора тебя защитит. У тебя ничего и никого нет — ни родства, ни связей. Ты скоро надоешь его величеству, где тебе искать опору? Уйди с моего пути, и тогда я, возможно, не буду припоминать тебе твою наглость.

— Ну, до наглости сестры Эхуан мне ещё расти и расти.

— Закрой рот! Или, — Эхуан прищурилась, — надеешься на своё колдовство?

— Разве я посмею? — разговор уже начал утомлять, а полотенца всё стыли. Но стоило мне попытаться повернуться к двери, как она схватила меня за плечо:

— Думаешь, я ничего не знаю? Огонь в бумагу не завернёшь! Ты, подлая степнячка, пришла во дворец, чтобы всё разрушать и навлекать на нас погибель! Уверена, если обыскать твой дворец ещё раз, можно найти много интересного!

— Что ж, если сестра желает, она может позвать исправника. Я сама с тобой схожу, как только мы выполним свои обязанности перед его величеством на сегодня.

— Эти обязанности не для такой низкой девки-простолюдинки, как ты. Хватаешься за всё, даже не спрашивая! У тебя никакого стыда нет.

— Пока мы здесь препираемся, его величество нас ждёт, — напомнила я. — Если считаешь, что я недостойна, скажи ему об этом. Я же быть небрежной без высочайшего разрешения не посмею.

— Да, я скажу! Скажу, как ты оттолкнула меня, чтобы помешать войти к его величеству! И тётушке скажу…

Она вдруг осеклась, глядя мимо меня. Я обернулась. Оказывается, дверь кабинета успела распахнуться, а мы и не заметили. На пороге стояли император и тот сановник, с которым он обсуждал дело