– И еще одно. – (Он опустил бокал.) – У Фрост есть одна книга, очень потрепанная, которую она держит при себе почти постоянно. Разумеется, меня это заинтересовало. Я воспользовалась случаем и изучила ее.

Пендергаст подался вперед:

– И?..

– Это была «Антология Спун-Ривер»[71].

– Эдгара Ли Мастерса?

Пендергаст откинулся назад, заметно разочарованный.

– Понимаю, это отнюдь не «Кантос» Эзры Паунда. Но поэзию можно любить больше за вызываемые ею чувства, чем за ее качество.

Пендергаст махнул рукой, признавая ее правоту.

– Как бы то ни было, – продолжала Констанс, – на первой странице я обнаружила посвящение, которое, как мне кажется, должно тебя заинтересовать. Оно взято не из самой книги. Вот что там написано:

А. Р. от З. К.

Для меня ты всегда будешь «тем великим социальным кочевником, рыщущим на задворках послушного, напуганного порядка».

Берри-Пэтч. 22.04.72.

Пендергаст попросил Констанс повторить посвящение.

– И кто автор этого высказывания? – спросил он. – Мне оно незнакомо.

– Я погуглила и нашла его у французского философа Мишеля Фуко. Но оно немного изменено. В оригинале звучало так: «Лиризм маргинальности может черпать вдохновение в образе „человека вне закона“, великого социального кочевника, рыщущего на задворках послушного, напуганного порядка»[72].

Пендергаст подтянул к себе бутылку кальвадоса и начал медленно поворачивать ее, круг за кругом, погруженный в раздумья.

– Как ты полагаешь, что это означает? – наконец спросил он.

– Я полагаю, что А. Р. – преступник. И успешный.

Он поставил бутылку на стол.

– И кто же это?

Констанс тихо, мягко рассмеялась:

– Готова держать пари, что А. Р. – это она. По крайней мере, для З. К.

Пендергаст оставил бутылку в покое:

– Соглашусь. Как и с тем, что она была преступницей.

– И достойной восхищения преступницей… по крайней мере, для З. К.

– Верно. А теперь позволь рассказать тебе кое-что интересное. Недавно ты говорила, что не смогла отыскать следов ее существования до тысяча девятьсот семьдесят второго года. Это меня заинтриговало. Я прогулялся по лучшим базам данных ФБР и выяснил, что Фелисити Уинтроп Фрост умерла в тысяча девятьсот пятьдесят шестом году. – Констанс приподняла брови. – Она умерла в двенадцатилетнем возрасте и была похоронена на кладбище в Пуйаллапе, пригороде Сиэтла.

– Как странно, – сказала Констанс. – И что это означает?

– Очень просто. Наша хозяйка присвоила чужую личность. В те времена, когда Администрация социального обеспечения еще не компьютеризировала свои записи, снабдив каждую смерть перекрестными ссылками, это было совсем не сложно. Находишь покойника приблизительно твоего возраста, берешь номер его карты социального обеспечения и получаешь по ней водительские права на его или ее имя. После этого ты можешь заявить, что потерял свидетельство о рождении, и тебе выдадут дубликат. А дубликат поможет получить паспорт, счет в банке и любые другие официальные документы, какие только понадобятся.

– Так вот почему я не нашла ничего о ней до тысяча девятьсот семьдесят второго года!

– Именно так. В этом году она присвоила чужое имя и тогда же получила книгу. Вероятно, это был прощальный подарок, когда она решила покончить с прежней жизнью и стать другим человеком.

Он помолчал и добавил:

– Отличная работа, Констанс. Поздравляю тебя.

– Ты сам внес основной вклад.

– Ты нарядила елку, а я только прикрепил звезду.

– Но я все еще не уверена, сможет ли эта информация помочь нашему расследованию.

– Информация подобна электричеству, она обеспечивает свет, позволяющий нам увидеть дорогу вперед.

– Кто это сказал? – спросила Констанс.

– Я.

Констанс допила кальвадос, поставила бокал на стол, отодвинула стул и поднялась.

– Тогда, если не возражаешь, я полежу час-другой в своей ванне с когтистыми ножками.

Пендергаст встал, не говоря ни слова, привлек ее к себе и поцеловал на ночь. Когда их губы разъединились, она на мгновение замерла в нерешительности, а затем снова прильнула к нему, обвив его шею руками. Их губы снова встретились, в этот раз на более продолжительное время. Наконец Пендергаст очень мягко высвободился из ее объятий. Констанс разомкнула руки и отступила назад.

– Значит, все так, как я и думала, – сказала она необычно тихим и сухим голосом.

– Дорогая моя Констанс… – начал Пендергаст, но она прижала палец к его губам.

– Прошу тебя, Алоизий, не говори больше ничего.

Она слабо улыбнулась, тем же самым пальцем откинула со лба непослушную прядь волос цвета красного дерева и вышла через французские двери.

Пендергаст сел на место, и взгляд его снова устремился вдаль. Просидел неподвижно пять минут, потом десять. В конце концов он с озабоченным вздохом достал из кармана сотовый телефон, активировал браузер и занялся поиском.

42

Сорок пять минут спустя на балконе появился агент Колдмун, войдя в ту же дверь, через которую вышла Констанс. Он осмотрел вечернюю панораму и сказал:

– Красиво. Очень красиво. Интересно, как так получилось, что у вас есть балкон, а у меня нет?

– У вас тоже был, – ответил Пендергаст. – Но боюсь, что пристрастие к пережаренному кофе лишило вас этой привилегии. Садитесь, пожалуйста.

Колдмун сел на неудобный чугунный стул. По крайней мере, вид был приятный, и в кои-то веки дул ночной ветерок, сухой и освежающий. Колдмун заметил бутылку кальвадоса и пустой бокал.

– Вы не против? – спросил он, наливая себе изрядную порцию.

– Вовсе нет, если вы примете во внимание, что в этом бокале чистый кальвадос за сорок долларов, а не мятный шнапс.

Колдмун рассмеялся.

– Как дела? – спросил он и глотнул от души.

– Хочу поставить вас в известность, что в скором времени мы уезжаем.

Колдмун никогда не пробовал кальвадос, и ему понравилось, как смягчает слабый яблочный привкус остроту бренди.

– О! Вы раскрыли дело, сидя здесь?

– Наше расследование принимает новое направление. Мы летим в Портленд.

Колдмун едва не закашлялся, подавившись кальвадосом.

– В Портленд? То есть в Орегон?

– Правильно. Нам нужно выехать из отеля через час, если мы собираемся успеть на последний ночной самолет из Атланты.

– Но… это же Западное побережье!

– Ваши познания в географии меня поражают.

Прежде чем Колдмун успел ответить, Пендергаст продолжил:

– Я представляю, что вы можете мне возразить. Позвольте заверить вас, что я не предложил бы вам это путешествие, если бы не считал его абсолютно необходимым. Мы уедем всего на один день.

– А как же расследование здесь? – спросил Колдмун. – Мы и так в критическом положении. А тут еще этот сукин сын Дрейтон! Он уже поднял вой из-за того, что мы до сих пор не арестовали подозреваемого.

– Пусть говорит что хочет.

– А как насчет вампира? – не без ехидства поинтересовался Колдмун. – За каким чертом нам сдалась эта поездка? В чем ее цель?

– Убежден, что мы достигли той точки в