— У меня три старших брата. Один живет здесь, а два других в Австралии. Им неинтересна история семьи.

Винни передала мне фотографию Фрэнсис, и я поняла, что моя теория о присвоении чужого имени была ошибочной.

— Итак, Фрэнсис — моя прабабушка. Конечно, я никогда не видела ни ее, ни прадеда. Я поздно родилась. Думаю, стала сюрпризом для родителей.

Папа взял фотографию.

— Вы что-нибудь знаете о ней?

— Немного. Остались кое-какие бумаги. Ее муж умер до рождения сына Чарльза.

Чувствуя себя немного неловко, я рассказала о том, как умер прадед женщины. Поведала об убийстве, о пропавшей художнице. Затем протянула дневник Фрэнсис.

— Я нашла тетрадь Фрэнсис в нашем доме. Там написано, почему она планировала уехать.

Вкратце я пересказала, что читала: о жестоком обращении мужа и беременности женщины.

— Поскольку ваша прабабушка была уверена, что потеряла ребенка, я предположила, что, когда она уехала в Шотландию, Вайолет каким-то образом присвоила ее имя.

Винни задумалась:

— Припоминаю, что кто-то действительно уехал в Шотландию.

Она покопалась в шляпной коробке.

— Нашла! — Женщина вытащила связку писем, перевязанных желтой тесемкой. — Вот, шотландский адрес. Фрэнсис писала кому-то.

Я, чрезвычайно взволнованная, старалась держать себя в руках:

— То есть бежала Вайолет? Фрэнсис подарила ей идею и дневник. И девушка исчезла. Я так рада…

Винни развязала тесемку. Папа просмотрел письма и покачал головой.

— Их все вернули. Письма от Фрэнсис. Они адресованы Флоренс Беннетт в Норт-Берик. Видимо, ваша прабабушка не знала точного адреса.

— Как? То есть они не дошли до адресата? — Я еле сдерживала разочарование.

Каждый раз, когда мне казалось, что вот-вот нашелся след Вайолет, как она тут же ускользала от меня. Я вытянула одно письмо наугад и вскрыла.

Дорогая Флоренс,

Не знаю, где ты. Надеюсь, добралась до Норт-Берика и обустроилась на новом месте, пока я выздоравливала. Пожалуйста, ответь мне.

Твоя сестра, Полли.

— Полли? — удивилась я.

— Может, еще один псевдоним, — предположила Винни, — как Флоренс? Здесь тот же почерк, что и в дневнике.

— Возможно, Фрэнсис придумала для себя роль сестры Вайолет? — сказала я. — Эти две женщины были умными и храбрыми.

— Но не похоже, что Вайолет добралась до Норт-Берика, — заметил отец. — Здесь десятки писем. Их все вернули.

— Вы можете их почитать, — разрешила Винни.

И вот мы с папой в стильной гостиной с панорамными окнами и полом, выложенным плиткой, знакомились с жизнью Фрэнсис. Более десяти лет она отправляла письма Вайолет — Флоренс. Сначала рассказывала, что останется в Сассексе, пока девушка не подтвердит, что находится в Норт-Берике. Постепенно письма становились все более открытыми. Она делилась новостями о «добром соседе, который так страдал по дочери», что закрыл дом и уехал.

— Это отец Вайолет, — догадалась я. — Фрэнсис явно хотела, чтобы Вайолет знала, что с ним. Значит, Флоренс — это Вайолет!

— Согласен, — кивнул папа, — что по крайней мере доказывает: Фрэнсис верила — Флоренс — это Вайолет. Слушай, в этом письме она говорит, что больше не может молчать, и поэтому собирается поделиться местонахождением Флоренс с «добрым соседом».

— Фрэнсис, должно быть, чувствовала себя ужасно, видя, как мучается Маркус, и зная, что скорее всего Вайолет в Шотландии, — сказала я. — Хотя ее там не было.

Я прочитала еще несколько писем, пока не наткнулась на одно, в котором говорилось, что Маркус побывал в Норт-Берике.

— Послушай, — обратилась я к папе, зачитывая письмо вслух:

«Похоже, ты все-таки не в Норт-Берике. Добрый сосед навестил меня в прошлом месяце, и сказал, что не видел тебя и не слышал разговоров о тебе…»

Я вздохнула. Ситуация безнадежна.

Тем временем папа наткнулся на письмо с подробным описанием смерти отца Вайолет:

— Как печально! Мне кажется, Вайолет точно не было в Норт-Берике. Насколько я помню, это маленький городок. И хотя у Фрэнсис не было точного адреса, но все же одно из кучи отправленных писем так или иначе нашло бы девушку.

— Так что ничего не остается, как продолжить поиски, — сказала я, не представляя, что нас ждет впереди.

— Думаю, да.

Глава 52

1855

Эдвин

Эдвин стоял на лестнице, рассматривая пляж через окно. Послышался звонок в дверь, а затем приглушенный разговор. Мужчина решил проигнорировать голоса: жена внизу, разберется, и повернулся, чтобы направиться в спальню. Но Фрэнсис, наклонившись через перила, позвала его:

— Это мистер Харгривз. Он просит тебя.

Эдвин вздохнул: ему сейчас не до фальшивых дружеских встреч. Но что делать? С соседями надо дружить. Тяжело переступая, он спустился в холл.

Агнес, угрюмая и молчаливая, провела Эдвина в гостиную. Мистер Харгривз стоял у камина со шляпой в руках.

— Эдвин, — слишком оживленно произнес сосед, протягивая руку.

— Маркус! Садитесь. Что привело вас?

Гость молчал. Эдвин заметил, как пальцы соседа нервно сжимали края шляпы. Волна беспокойства пробежала по телу. Неужели Маркус в курсе того, что Эдвин и Вайолет наслаждались более близкими отношениями, чем следовало?

— Боюсь, у меня неприятности, о которых я должен поведать.

Эдвин вздохнул.

— Говорите.

— Похоже, моя дочь, Вайолет, имеет к вам влечение.

Эдвин улыбнулся:

— О, нет. Все лишь молодая девушка с безобидной фантазией.

Маркус нахмурился.

— Хотелось бы, чтобы с безобидной. — Он повертел шляпу в руках. — У нее интерес к живописи, знаете ли.

— Да, она говорила.

— К своему стыду, я обнаружил, что интерес этот наполнен излишним энтузиазмом.

— Продолжайте.

Вид отца девушки был жалким. Он понизил голос:

— Она рисовала вас. Я нашел наброски. Вы там почти голый, без рубашки.

Эдвин изобразил на лице правдоподобный ужас и покачал головой.

— Боже мой! Какое яркое воображение! Маркус, дорогой сосед, пожалуйста, не расстраивайтесь. Наша дружба не пострадает.

Мистер Харгривз устало потер переносицу:

— Ах, Эдвин! Я в растерянности и чувствую вину. Мне нужно было жениться. Ведь девочка нуждалась в матери. Меня часто не было, и дочь оставалась без присмотра. У нее бурная фантазия.

— Маркус, пожалуйста. — Эдвину было неловко. Он не терпел откровенных эмоций, особенно мужских. — Вы должны успокоиться. Где сейчас эти рисунки?

— Я попросил Филипса, нашего садовника, уничтожить их. И те, где изображены вы, и все остальные. Необходимо в зародыше пресечь это неприличное увлечение, пока оно не вышло из-под контроля.

Эдвин ужаснулся:

— А много картин?

— Достаточно. Не все такие пошлые, как с вашим портретом. Но, очевидно, дочь проводила слишком много времени за этим занятием. Времени, которое можно было потратить на что-то более полезное и нужное.

— Маркус, не волнуйтесь. Я не злюсь ни на Вайолет, ни на вас. Должен признаться — это