— С учителем музыки я разучиваю одну новую песню, — сказала она. — Играю я ее просто ужасно.

— Позвольте нам об этом судить, — ответила ее тетка, и Фанни заиграла, сопровождая игру пением. Голос у нее был приятный, пусть незапоминающийся, и в ноты она попадала.

Я не стала вслушиваться в музыку и посмотрела на Генри. Я чувствовала, что ему неловко, и мне было жаль его — просить деньги в долг всегда стыдно.

— Прошу, не стесняйтесь и расскажите, что вас тревожит.

— Полагаю, вы и сами догадываетесь, что меня тревожит, — наконец заговорил он — так тихо, что мне пришлось наклониться, чтобы расслышать его слова. — При вашей-то невероятной проницательности.

Я озадаченно уставилась на него, а он продолжал — все так же тихо, но темп его речи ускорился:

— Я не осмеливаюсь спросить, взаимно ли мое чувство: это было бы в высшей степени самонадеянно. Я лишь спрошу: дадите ли вы мне хоть крупицу надежды?

Он просил не о займе. Я оцепенела, у меня даже челюсть немного отвисла; самодовольство, вызванное гипотетической возможностью проявить щедрость, сменилось потрясением. Наш план сработал — все зашло слишком далеко. И что мне теперь делать?

— Могу я навестить вас завтра? — прошептал он.

— Да, — слетело с моих губ прежде, чем я опомнилась.

Глава 10

15 ноября

Дом 33 по Хилл-стрит

Раздумья не давали мне спать до рассвета. Может, я что-то недопоняла и Генри попросил о займе? Или еще о чем-то, что даже не пришло мне в голову? Несмотря на то что моя роль подразумевала определенный риск получить предложение о замужестве, на подготовке этому вопросу уделили поразительно мало внимания. Но, опять-таки, выбрали нас, среди прочего, как раз благодаря нашей способности импровизировать. Настало время показать, из чего я сделана.

В конце концов я все же уснула и проспала допоздна, а затем тщательно нарядилась и уложила волосы. Спустившись, я обнаружила, что комната для завтраков пустует, а стол накрыт на одну персону. Я подозвала красавчика Роберта и попросила кофе и булочек.

— Брата нет дома?

— Он приказал подать карету и уехал несколько минут назад.

Пожалуй, это и к лучшему; еще одна задача, которую я так и не решила: стоит ли рассказывать Лиаму о произошедшем.

— Ты знаешь, куда он поехал?

— Он не сообщил мне, мадам. Могу уточнить у Дженкса.

Я ощутила укол раздражения при мысли о том, что мужчины были вольны делать, что им заблагорассудится, не ставя никого в известность.

— Не стоит, не утруждайся.

Я кое-как дожевала завтрак, хотя во рту у меня пересохло так, что булочки миссис Смит, обычно восхитительные, сегодня на вкус напоминали опилки. Вернувшись к себе, я почистила зубы палочкой из корня алтея и зубным порошком из кораллов: дурной запах изо рта был бы совершенно некстати.

В гостиной я заставила себя взяться за шитье сорочки и постаралась синхронизировать ритм дыхания с движениями иглы, чтобы немного отвлечься. Я так и не воспользовалась предложением Лиама научить меня управлять мыслями и засыпать по команде — прошлой ночью этот навык мне бы пригодился. Я вломилась к нему в спальню всего неделю назад, но та ночь, отмеченная ярлыком «больше никогда», уже казалась далеким прошлым, поскольку теперь я все время была настороже, не выказывала никаких эмоций. Значит, так он проживал свою жизнь? Как он это выдерживал?

Снизу донесся стук в парадную дверь, и мне даже не пришлось выглядывать на улицу, где стояла знакомая двуколка, — я и так знала, что это Генри.

Он шагнул в гостиную с серьезным видом.

— Мисс Рейвенсвуд.

— Боюсь, вы разминулись с моим братом, сэр. Полагаю, он скоро вернется.

Когда Генри вошел, я отложила шитье и поднялась; теперь мы стояли посреди комнаты — дистанция между нами была меньше социально допустимой.

— Я приехал скорее затем, чтобы увидеть вас. Думаю, вы и сами это понимаете. — Руки его были сцеплены в замок — он прижал их к сердцу. Он смотрел на меня своими карими глазами, в которых не было и тени озорства. — С того самого мига, когда я впервые увидел вас, я понял, что в вас есть нечто — то, что отличает вас от других, от всех, кого я знал доселе. Позвольте же мне поведать вам, как пламенно я вожделею вас и люблю.

У меня голова пошла кругом; сердце колотилось так яростно, что это, казалось, должно быть заметно извне. Я не удержалась и посмотрела вниз — и уперлась взглядом в спектронанометр, висевший на серебряной цепочке у меня на груди. Мой билет домой.

— Вы молчите, — сказал Генри и взял мою ладонь в свои руки. — Могу я считать, что это значит, — к моему изумлению, он опустился на одно колено, — что вы, быть может, сделаете меня счастливейшим из смертных?

Я перевела взгляд на него, смотревшего на меня снизу вверх. Время словно растянулось, а свет в комнате обрел вес, будто мы очутились в полотне Вермеера. Интересно, подумала я, подслушивает ли нас у замочной скважины Дженкс и что произойдет, если Лиам сейчас вернется домой и войдет сюда? А затем что-то во мне сдвинулось — словно тектонические плиты медленно поползли навстречу друг другу, только страшнее, — и все вопросы пропали сами собой; возникло чувство, что роль, которую я играю, накрыла и поглотила меня. Речь зашла о том, что могло определить весь дальнейший ход моей жизни: сочетаюсь ли я с этим мужчиной священными узами брака, препоручу ли ему свое состояние, свою судьбу. Мысль об этом вгоняла в ужас. Что, если он не просто жаждет моих денег, а действительно влюблен в меня, — как быть в таком случае? Что мне делать? Как люди принимали такие решения?

— Прошу вас, дайте мне время подумать, — выдавила я, но мои слова прозвучали скорее как тихий вздох.

Не выпуская моей руки, Генри подался вперед и притянул меня ближе.

— Я не расслышал вас, милый ангел.

— Прошу вас, дайте мне время подумать, — повторила я. Поскольку он все еще стоял на одном колене, мое декольте находилось на уровне его глаз; мне хотелось, чтобы он встал, но он, похоже, не торопился это делать. Возможно, мужчина не поднимается с колена, пока не услышит в ответ «да». — Это важное решение в жизни леди, и я уверена, вы это понимаете.

Генри поднял лицо.