— Полицейские сводки и газетные заметки за пару-тройку месяцев, архитектурны планы за пару-тройку сотен лет, что еще… — я задумался, что может мне помочь выйти на след скверны. — Отчеты Ордена по крысам и прочей твари, которая лезла из канализации. Тоже за месяц, максимум два. И список недвижимости Львова в городе, если есть такие данные?

— Принял, поищем, — Исаев покосился на рыженькую медсестру, записывает ли она, но та лишь кивнула, что все понятно. — Что еще нужно? Проси все, кроме людей — этого не дам. У меня пол-отряда поломано после рейда. И не факт, что доверять всем могу.

— Сами справимся. ЧОП «Заря», так сказать, в деле, — я кивнул в сторону соседней комнаты, где меня ждали мои подельники, которые тоже уже, наверное, в розыске. — Место нужно, где перекантоваться или мы тут останемся?

— Ща, разбежался, — Исаев обвел взглядом своих медсестер, хмыкнул, даже ручки на груди сложил и голосом послушного отличника продолжил, — мне, покой нужен. Но место вам найдем и всем обеспечим, вы, главное, не суйтесь никуда раньше времени.

На этом аудиенция закончилась. Чем он там собирался заниматься с медсестрами, осталось тайной, но стеклянный шприц с толстой (в этом мире одноразовые еще не придумали) иглой, который ему принесли перед моим уходом, еще раз у Ларса отбил желание остаться.

Нам выдали новую моторку — очередная фура мыловаренного завода, только на этот раз с огромным бидоном, этакая бетономешалка, только поставленная на попа. Сверху булькало жидкое мыло (или из чего там его варят), а внутри сделали дополнительную перегородку с пустым пространством, где спокойно поместились мы с Захаром и Банши. И если в люк не тыкать палкой, то заподозрить, что здесь тайная кабина было нельзя.

За руль сел человек Исаева — молодой неприметный парень по прозвищу Морак, который должен был стать нашим единственным контактом с внешним миром. И потом привезти нам еду и необходимые материалы. Привезли нас обратно в город, куда-то на западную окраину, и высадили в закрытом со всех сторон дворе небольшого заколоченного домика. Полтора этажа, облезлая краска на резных (птички и цветочки) фасадах, ржавый гнутый петух на крыше — не то чтобы хлам, но лет пять здесь точно никто не жил.

Колодец, пустая конура и высокий сарай, в котором уже стояла наша «буханка». А внутри дома нас уже встречали Стеча с Захаром.

Железяка попробовал было начать ворчать, но я так был рад его видеть, причем на своих двоих (технически на своей одной, но главное, что не в коляске). Он еще больше похудел, стал совсем каким-то жилистым, но выглядел крепким и здоровым. Хромал не больше обычного лишь изредка поглаживая поясницу. И даже не пикнул, когда я сграбастал его в объятьях, зато ворчать перестал. Соскучился я по деду. По Гидеону тоже, но дорога в замкнутой канистре далась тяжело — некуда было скрыться от троекратного выноса мозга, нотаций и показных разочарований.

ЧОП «Заря» официально был вместе, пусть и при столь неприятных обстоятельствах. Морак свалил в город, собирать нужную нам информацию, а мы стали обживаться.

Я по новой пересказал все, что произошло. В ответ они рассказали, как их собрал Исаев и как строили планы моего освобождения. Гедеон с Захаром опять завелись, ругаясь на меня, мол только приехали и с порога вляпались. Но довольно быстро все ушло в конструктив.

В «Буханке» нашлась карта города, которую тут же прикрепили на стену, и я отметил четыре возможных цели. По центру комнаты поставили стол — так чтобы совещаться вокруг него, прямо как в кино, когда преступники планируют ограбление. Плюс освободили место для макулатуры, которую потом привез Морак. На маленькой кухоньке организовали готовку еды, а в коридоре устроили небольшой арсенал, на случай быстрого прорыва.

Каждый чоповец теперь обзавелся винтовкой Бертье (спасибо Грешникам), так что скоро можно будет и униформу разработать. Глядишь, станем на нормальный отряд похожи, а не на банду авантюристов.

Подготовились, разобрали роли, собрались и… И я уснул. Мозг отказался брать последние крохи сил, перенаправив все на переваривание простого, но сытного обеда.

* * *

Скорее всего, я бы проспал еще дольше, но об меня споткнулся Стеча, разгружая кипу старых газет, которые привез помощник Исаева. Чашечка обжигающего кофе, тающие во рту пирожки с вишней, и я был готов помогать.

Наш штаб все больше стал напоминать комнату стратегического планирования. На стене вокруг карты добавились чертежи и дубли карт отдельных районов каких-то прошлых редакций. Одна была настолько ветхая, что даже дышать на нее было страшно. А дышать было нужно, чтобы почти вплотную рассмотреть старые и несуществующие сейчас здания.

Гидеон изучал Орденские отчеты и примерно каждые пять минут что-то притаскивал к стене и крепила в той или иной зоне. Банши заявила, что с бумажками возиться не собирается, и ушла в соседнюю комнату мастерить взрывчатку (оказалось, что у нее был отдельный список хотелок для Морака). Захар тоже не участвовал — караулил на улице, на случай непредвиденных гостей.

Я же встал перед картой, попытался послушать интуицию и внутренний голос, но единственным ответом было: «Учи матчасть». То есть тоже изучай материалы…

Я абстрагировался от внешнего мира. Отключил звук — чихание Стечи, матюки Гидеон, лязг металла от Банши, лай собаки на улице, стук дождя по крыше… выключил все, сосредоточившись на карте и окружающим ее материалам. И дальше только глазки забегали с одной точки на другую, выхватывая факты, записанные на бумажках.

Выброс силы — двадцать третьего марта несколько человек почувствовали себя дурно в Конюшенном переулке. Бешеная дворняга напала на полицейского. Суицид на Петровке, суицид в парке, хотя нет — здесь, скорее всего, несчастная любовь. Еще одно бешенство, но здесь, возможно, дурачок какой-то обезьянку из Африки привез не привитую. Убийство, ага, еще одно, двойное убийство, пожар — семь трупов, снова суицид, а перед этим убийство. Поножовщина — но детская какая-то, даже трупа нет. Или его не нашли, потому что есть еще заметка про голодных крыс в сточной яме, а здесь утопленник, а тут пьяный дебош, здесь отравление, здесь похищение…

Я отсортировал несколько десятков дел, которые происходили в определенных местах — в принципе, вокруг каждая точка на карте обросла бумажными клочками, уже даже швейные иголки не пробивали такой толстый слой, чтобы что-то новое прикрепить.

Черт, и это всего одну неделю посмотрели. И это только то, что в сводки попало. И не страшно им на улицу-то выходить?

Итого у нас четыре точки.

Катакомбы под шоколадной фабрикой — та странная стена, от которой перло скверной, и где так быстро все подчистили Грешники. Вглубь там я не копал, источник силы там точно какой-то был. Но с другой стороны, это место скомпрометировано.

Дом Пруткиных на Смоленке, чья расческа мне не понравилась при покупке вещдоков. Как тогда «коп-барыга» сказал? Третье самоубийство за месяц. И по новым сводкам на Смоленке постоянно жесть какая-то творится. Но вот именно, что постоянно.

Я задержал дыхание и приблизился к самой старой карте, что удалось добыть Мораку. Крестики, нолики, блин, какие-то.

«…кладбище там было…» — подсказал Ларс: «…это крестики, а вон там правее нолик — так-то виселица, там одно время церковь еретикам галстуки вязала…»

Ладно, причина хреновая, но, допустим, что весомая.

Третья точка — сиротский дом на Каланчевской. Принадлежит семье Львова — благотворитель хренов, небось от налогов уходит. Хотя по сводкам тут и драки, и грабежи, и жмуров куча с фобосами, особенно по весне, когда снег сходит. Злая атмосфера, но как-то все естественно выглядит. Хотя фиг поймешь, что раньше появилось — скверна, которая злобу распаляет, или злоба, которая скверну привлекает. Квест на уровне курицы с яйцом.

«…там база у Демьяна…» — заметил Ленька: «…он там пацанов натаскивает, тренирует на прохожих… Давно их разогнать хотят, но он страже башляет, чтобы особо не лезли… Место гиблое, но купеческие ряды близко. Все знают, что ходить там нельзя, а все равно пьяные купчики норовят до бань дорогу срезать…»

Ладно, допустим, и тут пустышка. Тогда