Шрифт:
Закладка:
Во дворе стояли моторки — три одинаковых фургона со значками инквизиции. На таком я еще не ездил — конструкция отличалась от клетки, в которой меня привезли сюда, и, по сути, являясь обычной «полуторкой» с крытым деревянным кузовом. Для усиления дерево было обшито стальными полосами, и даже были маленькие окошки, пусть и с решеткой.
Встроенных поглотителей силы не чувствовалось, за защиту против одаренных должны были отвечать намоленные символы, нанесенные белой краской между стальными полосками. Но не отвечали — краска была свежая, да и сами символы были такими же настоящими, как и сами инквизиторы.
— Чудные у вас моторки, — задумчиво произнес стражник, похоже, прочитавший мои мысли. — Вы же вроде на распятье сразу Грешников перевозите?
— Это когда народу надо пример показать, чтобы помнили, какова цена греха, — Гидеон перекрестился. — А сейчас зверя надо просто в клетку спрятать.
— А три штуки сразу захер? — не унимался стражник, при этом косился куда-то на окно, будто бы ждет какой-то знак.
— Для надежности. Вдруг, кто отбить попытается, — Банши пошла к кабине первой. — Грузите нечестивца, нас патриарх ждет.
Церемониться со мной в очередной раз не стали, актеры, блин. Так и хотелось спросить — захер так грубо-то? Закинули в кузов первой моторки, захлопнули двери и щелкнули замком. Постучали по дереву и моторка, вздрогнув, завелась.
Фуух! Кажется, свобода!
Но проехали немного.
Вырулили на дорогу и уперлись в тюремные ворота. Гидеон, севший за руль, посигналил.
— Что стоим? — закричал Гидеон кому-то. — Открывайте, нас патриарх ждет!
— Отец, благослови, а? — ответил незнакомый голос. — Там встречная колонна с другой стороны. Тоже ваши, кажись. Сдайте чуть в сторонку, запустим их.
Гидеон чертыхнулся, тронул моторку, но не пытаясь сильно прижаться к обочине, а скорее оставить место для маневра, и мотор глушить не стал.
— Черт, не успели, — произнес Гидеон.
— Я тебе говорила, надо торопиться, — фыркнула Банши, — Ауру все равно его сняли плохо, можно было ее не выкрадывать, а барахло новое бы набрал.
— Цыц, сопля, — одернул ее Гидеон. — Я тоже вам говорил, пока меня нет, ни в какие неприятности не ввязываться. А в итоге что? Молчишь? Вот и молчи, и приготовься.
У меня над головой дернулась задвижка и между кабиной и кузовом открылось небольшое окошко.
— Матвей, лови, — через окошко вывалился небольшой сверток, а за ним мой «душелов». — Переоденься и держись крепко, похоже, будем прорываться. Бутафорию снял уже? Там замочек простой на нижней стенке.
— Снял, — я подобрал сверток с простой черной водолазкой и рабочими штанами, а потом бережно, как новорожденного котенка прижал к груди душелов, чувствуя щекотливые еле заметные отголоски своих фобосов. — Рад вас видеть!
— А мы тебя не очень, — заворчал Гидеон, а потом резко крикнул. — Держись!
Ворота распахнулись только на треть, а Гидеон уже дал по газам. Просигналил, чтобы не зацепить стражников, и рванул в недостаточно открытую створку, зацепив ее бампером. Моторку тряхнуло и меня вместе с ней. Как не пытался удержаться стоя, отлетел на стену и укатился вглубь кузова.
Последнее, что успел увидеть — здоровую моторку (просто «КАМАЗ» по местным меркам) с длинной платформой, на которой был установлен самый настоящий крест. Корявая, вся в каких-то зазубринах и темных пятнах, древесина была переполнена «святой» магией — даже с такого расстояния, но мои фобосы едва отошедшие от стресса, снова забились в панике. Рядом с распятием стояло два дюжих мужика в колпаках, как у средневековых палачей, плюс на крыше кабины был установлен станковый пулемет. Что, честно говоря, портила общий образ древней и неподкупной инквизиции, но сейчас было чуть ли не самым важным.
То ли на той стороне не ожидали такой прыти, то ли Гидеон переборщил с дозой исключительно для храбрости, и жахнул из фляги сразу и слабоумие с отвагой, но мы гнали вперед. От удара нас чуток развернуло, но с визгом, матом и пробуксовкой на мокрой весенней земле, мы помчали дальше. Вильнули в сторону, обходя эту фуру раскаянья и позора, выскочили на обочину, шарахнувшись от второй машины инквизиции, и ушли в какой-то проулок на небольшом перекрестке.
И только тогда раздались выстрелы. И то не по нам, а по нашей третьей машине. Вторая четко пошла за нами, только на перекрестке ушла в другую сторону. Это я уже все наблюдал в заднее окошко — там держаться оказалось чуть проще.
— Надеюсь, у нас есть пла… — я попытался перекрикнуть шум ревущего мотора, но на очередном повороте впечатался в боковую стену. — Тьфу, не картошку везете…
— План есть, — крикнула Банши, покосившись в окошко. — Точнее был. До момента, как мы за ворота выехали… аааа, су-су-су…Ги-ги-де-ка, куда тыыыы?
Гидеон вошел в чрезмерно лихой поворот и не докрутил. Задница фургона срезала угол кондитерской лавки, закидав меня стеклом и конфетами через решетку. Но и этого ему оказалось мало, моторку понесло в новый поворот, и на этот раз мы зацепили фонарный столб. Треснули доски, металлическая полоса погнулась, и в кузове появилась самая настоящая пробоина.
«…надеюсь, мы не по воде уходить будем?» — проснулся Муха.
«…ууу, волки позорные…мыши церковные…» — заверещал Ларс и начал горланить блатную песню: «…А на чёрной скамье, на скамье подсудимых, его доченька Нинка и какой-то жиган…»
«…слышь, старый, мы свалили уже…» — одернул его Муха: «…кажись, погоня у нас…»
«…упс, простите перенервничал…»— — хихикнул профессор и тихонько добавил: «…мы все молодцы…»
Наконец-то, очухались! Мне как-то даже на душе стало радостно, азарт проснулся. Я быстренько (сам уже чувствуя полный доступ к силе) вскрыл заначку и выудил оттуда трофейную винтовку Бертье. Зарядил тройку разрывных, попытался выровняться и укрепиться в постоянной тряске и выглянул в заднее окошко.
Практически впритык на хвосте висело две моторки — черные «Форды», больше подходящие парням из второй части «Мафии», а не святой инквизиции. За лобовым стеклом ближайшей сидело два бородатых мужика в черных балахонах, похожих на схимы и расшитых белыми знаками. Водитель мотал головой, пытаясь разглядеть, что впереди и дернуть так, чтобы поравняться с нами и начать давить.
А вот пассажир медитировал с закрытыми глазами, вылепливая руками яркие светящиеся шарики перед собой.
«…это слезы веры…» — подсказал Ларс: «…не дай ему закончить, он этим перерощенным горохом нас к ебе…няп… Тьфу, да кто так водит-то?»
— Гидеон, сворачивай, нас сейчас поджарят! Не пройдем через заставу, уходи на мыльный завод! — Банши тоже увидела приготовления инквизитора и что-то метнула в окно.
Под нами что-то хлопнуло, и во все стороны повалил густой дым. И прежде чем он охватил капот инквизиторов, я выстрелил, целясь в выпирающее из-под уже помятого крыла, колесо. Вроде даже попал, дым как-то быстро взметнулся на несколько метров вверх. А Гидеон неожиданное еще поддал газу, будто в моторке где-то нитроускоритель прятался, и также резко дал по тормозам, выкручивая руль вправо.
И опять по газам. Мы помчали вдоль высокого забора, оставив за спиной ворота Бутырской заставы. Выдохнуть не успели, второй «Форд» так же вылетев из дымовой завесы, да еще и от заставы к нему присоединился броневик. Пальнул в нашу сторону, выбив витрину очередного магазина, но гнаться перестал, понимая, что сильно уступает по скорости.
Гидеон ушел в переулок, замедлился, истошно сигналя и привлекая чье-то внимание. И видимо, успешно — когда «форд» свернул за нами, прямо перед ним рухнул фонарный столб, перекрыв ему дорогу. А мы опять дали по газам. Вернулись на дорогу, но уже через несколько сот метров свернули под вывеску «Мыльный заводъ».
Заехали в высокий сарай, встав под конструкцию, похожую на кран. Сверху на нас опустили огромный контейнер без дна ярко-желтого цвета и все с той же надписью: «Мыльный заводъ». Контейнер полностью «оделся» на кузов, как какой-то чехол, частично погрузив меня в темноту. Только одно окошко «совпало» — то, что соединяло с кабиной.
К нам подбежали люди и со скоростью механиков на пит-стопе в Формуле-1, что-то закрепили, что-то выпрямили и покрасили часть кабины, выведя на ней логотип завода. Из ангара мы выехали уже, считай, на другой моторке и сразу же вклинились в два десятка таких же, выезжавших с завода на доставку. И за рулем сидело уже не два «монаха», а два представителя «рабочего класса» в кепках восьмиклинках.
