Шрифт:
Закладка:
* * *
Условия договора в Гине держались в секрете в течение нескольких месяцев после его заключения. Нетрудно понять, почему. Договор реализовывал все военные цели Эдуарда III в том виде, в котором он изложил их английскому Парламенту в предыдущем году. В списке провинций, которые должны были быть ему уступлены, отсутствовала только Нормандия, за которую он собирался вести дополнительные переговоры. Действительно, если бы договор был ратифицирован, он дал бы английскому королю больше, чем он смог получить в 1360 году, когда король Франции был его пленником, его войска разорили все провинции королевства, а его армия находилась в пределах видимости со стен Парижа. Министры французского короля не хуже других знали, насколько непопулярной будет такая сделка, как только об этом станет известно. Ги Булонский, для которого этот договор стал кульминацией восьмимесячного труда на ниве англо-французской дипломатии, считал, что его преждевременное обнародование будет "более опасным для дела мира, чем что-либо в мире"[226]. Опасения кардинала относительно неудовольствия, которые вызовет договор, быстро оправдались.
Граф Арманьяк уже на ранней стадии стал потенциальным противником договора. Он никогда не питал особой симпатии к миротворцам и сторонникам компромисса в Совете Иоанна II. Он также тщательно готовился к летней кампании на юго-западе. Ги Булонский, который опасался, что Арманьяк будет делать, если предоставить его самому себе, взял на себя обязанность вызвать его в Париж, чтобы граф лично получил приказы от короля, что было актом официозного вмешательства, вызвавшим определенное недовольство среди министров. Приказы Иоанна II, которые в итоге были доставлены графу гонцом, заключались в соблюдении перемирия при условии, что это сделают англичане[227]. В итоге Арманьяк не приехал в Париж и не соблюдал перемирия. В мае 1354 года он начал кампанию набегов и осад в Ажене, которая вызвала бы больше протестов, если бы хоть чего-то добилась. Войска графа почти месяц простояли под Эгийоном, пока их не отогнал сэр Джон Чеверстон. Он взял с собой кавалерию из Борделе, обошел Эгийон с севера, и угрожал французской армии с тыла. Арманьяк не рискнул вступить в сражение и отступил. В конце июня граф атаковал Люзиньян-Гран на северном берегу Гаронны, но не смог взять и его. Попытка захватить Мадайлан закончилась унизительным хаосом, когда итальянские арбалетчики и французская пехота в его армии рассорились и устроили сражение друг с другом под изумленными взглядами солдат английского гарнизона. Единственным успехом этой кампании стало чрезвычайно дорогое приобретение Бовиля и нескольких соседних замков на границах Ажене и Керси. Их гарнизоны были перекуплены, но за это Арманьяку пришлось дорого заплатить ― 20.000 экю[228].
В середине апреля 1354 года, через несколько дней после заключения договора в Гине, французский король созвал на ассамблею главных дворян и представителей городов королевства, которая должна была собраться примерно в конце мая. Неизвестно, что им было сказано и что они посоветовали, но король, вероятно, был с ними не более откровенен, чем Эдуард III с Парламентом. Извилины французской политики окутаны смущенным и заговорщицким молчанием. Однако к концу лета неприятие договора резко усилилось. В августе в королевском Совете произошел решительный сдвиг, но известным осталось лишь его публичное проявление. Жан, граф д'Аркур, и его брат и дядя, которые были главными сторонниками Карла Наваррского среди знати Нормандии, прибыли заключить мир с королем. Они, очевидно, рассказали ему всю историю планирования убийства коннетабля и обвинили в этом нескольких ближайших советников короля. Среди них были люди, которые принимали самое непосредственное участие в консультировании короля и в переговорах по договорам в Манте и Гине. Согласно более или менее правдивым сплетням при дворе, Роберт де Лоррис заранее знал о заговоре против коннетабля. Он также рассказал Карлу Наваррскому о том, как проходил Совет короля после того, как это произошло. Роберт бежал в Авиньон через несколько дней после разоблачения Аркурами и укрылся при папском дворе. Ги Булонского, вероятно, обвиняли не более чем в чрезмерном потворстве королю Наварры и его сторонникам, но он тоже с позором удалился от двора примерно в конце августа и через несколько дней после этого отправился в Авиньон. Роберт Ле Кок не был ни в чем обвинен, но он, как никто другой, был тесно связан с дипломатией последних шести месяцев и покинул королевский Совет примерно в то же время. Вероятно, он был уволен. В ходе последовавшей реакции король Франции, похоже, пришел к выводу, что и Мантский договор с Карлом Наваррским, и договор в Гине с Эдуардом III были делом рук интриганов-изменников, действовавших против его интересов. Его мнению потворствовали оставшиеся члены королевского Совета. Среди них было несколько человек, участвовавших в подготовке обоих договоров, но никто из них не пожелал признать свою роль в этом. В какой-то момент осени, вероятно, в начале сентября, король и его советники тайно решили отказаться от обоих договоров[229].
Пока эти перемены происходили в Париже, огромное английское посольство начало по частям отправляться в Авиньон. Майкл Нортбург отправился с первой группой и большим количеством вещей и багажа 29 августа 1354 года. Четыре высокопоставленных члена Совета Эдуарда III в Бордо прибыли прямо из Гаскони, включая сеньора д'Альбре. 4 октября 1354 года епископ Бейтман последовал на континент со следующей партией. Последними уехали самые важные послы — герцог Ланкастер и граф Арундел. 31 октября 1354 года королевский Совет собрался в часовне Вестминстерского дворца, чтобы выработать свои инструкции. Двум дворянам было велено сообщить Папе, что Эдуард III откажется от своих притязаний на корону Франции при условии, что договор, который его представители заключили в Гине, будет подтвержден и что будут достигнуты удовлетворительные договоренности о точных границах территории,
