Шрифт:
Закладка:
Кромвель презрительно фыркнул:
– Мисс Лукас, вы ничего не смыслите в том, о чем беретесь рассуждать. Однако подобный интерес к огородничеству у женщины – это трогательно. И даже очаровательно. Временами.
Я вспыхнула от такого оскорбления.
– Вам платят за исполнение строго определенных обязанностей, мистер Кромвель, и мне не хотелось бы терять еще один год, так и не увидев, насколько вы искусны в производстве индиго. Но, увы, из-за паразитов, погубивших мою индигоферу, мне придется набраться терпения. Подходящее время для нового посева наступит нескоро. Уверена, человек с вашими талантами не допустит еще одной неудачи, и следующую партию сырья мы пустим в дело. – Говоря это, я хотела сыграть на его гордости. Оставалось решить вопрос, чем занять Кромвеля до нового посевного сезона. – Давайте найдем Квоша и объясним ему, какое оборудование нам нужно для получения красителя, чтобы быть полностью готовыми ко времени сбора урожая.
– Следую за вами, – сухо проговорил Кромвель.
На протяжении нескольких месяцев Кромвель то и дело старался улизнуть в Чарльз-Таун на лодке, а с наступлением зимы стал все дольше задерживаться в городе. Иногда он брал с собой Бена, и в пору их отсутствия меня ночами одолевала бессонница. Я вставала задолго до рассвета и отправлялась на прогулку по плантации.
Можно было не сомневаться, что Кромвель спускает последние деньги в игорных притонах или проводит время и вовсе уж в неприличных заведениях. Но чем занимается Бен, когда сопровождает Кромвеля в таких вояжах? Тем же самым? При одной мысли об этом у меня холодело в груди.
Когда же Бен оставался в Уаппу, я пользовалась каждой свободной минуткой, чтобы наведаться к ним с Квошем, и в качестве предлога выдумывала уйму вопросов к Бену, насилуя свое воображение. Наверное, сейчас я бесила его еще больше, чем в детстве. По счастью, при наших встречах присутствовал Квош – они работали вместе, Бен старался быть полезным, найти себе какое-то дело, пока не настала пора сажать индигоферу, и эти двое, похоже, стали хорошими друзьями. В итоге мне проще было скрывать свое стремление побыть немного с Беном, поскольку всегда находились какие-нибудь проблемы в делах плантации, которые требовалось обсудить с Квошем.
Разумеется, ввести в заблуждение маменьку мне ни разу не удалось.
Каким-то образом, даже при том что Бен вообще редко со мной разговаривал, маменька пришла к ясному пониманию, что моя жизнь вращается вокруг друга детства, как Солнце вокруг Земли, когда я убегаю в поля. Более того – она видела, что меня совершенно не заботит, замечает ли это кто-то или нет.
Иногда нам приходилось уезжать в город по делам или на званые вечера, мы отсутствовали в поместье каждый раз не меньше недели, и все это время я считала мгновения до нашего возвращения в Уаппу, пребывая в полнейшей рассеянности. Лишь когда мы гостили у супругов Пинкни и Чарльз увлеченно меня расспрашивал о моих новых затеях, я чувствовала себя почти такой же счастливой, как у себя на плантации.
В конце концов маменька, судя по всему, настрочила папеньке в высшей степени паническое письмо, ибо месяц спустя я получила от него послание с предостережением. Он напоминал мне о долге его «заместительницы», о том, что в моих руках «наследство Джорджа», и последним, но от этого не менее важным пунктом стало извещение о том, что любой непристойный поступок лишит нас всех надежд на приличное положение в светском обществе Чарльз-Тауна, а равно и на мое замужество «в надлежащее время».
Я, трепеща от негодования, немедленно написала достойный ответ.
Его высокоблагородию полковнику Лукасу
Отец,
Вы очень добры, коли придерживаетесь столь высокого мнения о моем благоразумии и не сомневаетесь в том, что я не позволю себе воспылать нескромной страстью к кому бы то ни было. Надеюсь, Господь не оставит меня в своих наставлениях на путь истинный, дабы я Вас и впредь не разочаровала.
Но отчего же стану я скрывать свою приязнь к лучшему другу? Мне прекрасно известно о Вашей готовности принести меня в жертву богатству, а потому предмет более глубокой приязни я изберу лишь из тех, кто получит Ваше одобрение.
Ваша наипокорнейшая и преданнейшая дочь,
Э. Лукас
23
– Квоши… – завела я разговор одним весенним утром, когда мы шли смотреть, как воплощаются мои многочисленные замыслы, которыми я просила его заняться раньше. Того только что поведал нам плохие новости: люцерна не желает расти. Так что настроение у меня упало, и одновременно почему-то ослабла моя решимость не думать о Бене. – Как дела у… – Голос у меня внезапно охрип, и я откашлялась. – Как устроился на новом месте Бен?
– Хорошо, миз Лукас.
– А вот… – Мы миновали поселение рабов и по земляной тропинке направились к пастбищам. – Как ты думаешь… э-э… мистер Кромвель хорошо с ним обращается? И остальные? – поспешно добавила я. – Мне бы хотелось знать, каков мистер Кромвель в роли хозяина.
– Он хороший, миз Лукас, хороший.
Нервов на то, чтобы продолжать расспросы про Бена у меня уже не хватало, поэтому я сменила курс беседы:
– А как поживает Сара? В доме я ее редко вижу.
Зимой, признаюсь, я о ней много думала. О том, что она живет в одной хижине с Беном.
– Хорошо, миз Лукас, хорошо.
Тут уж я, испустив сердитый вздох, остановилась и уперла руки в бока:
– У тебя на всё один ответ?
– Да, миз Лукас.
– Тогда, Квош, бесполезно продолжать этот разговор. – Я свернула на другую тропинку и широко зашагала вперед, решив отложить пока расспросы о Бене. – Скажи мне лучше, – бросила я через плечо, – Кромвель объяснил тебе, какое оборудование ему нужно для производства индиго?
Квош молчал. Я остановилась, развернулась и воззрилась на него. Он тоже остановился, скрестив руки на груди; светло-коричневая кожа собралась в морщины на лбу. Квош потер подбородок и огляделся.
– Ну? Объяснил? – поторопила я его с ответом.
Он кивнул.
– И что же?
Он упорно хранил молчание.
Я сделала несколько шагов к нему: