встречи Роберт написал Эрнесту Лоуренсу: «Мы вместе провели хороший отпуск, и я думаю, что Фрэнк окончательно решил связать свою жизнь с физикой». Повидав немало физиков, с горячим энтузиазмом относящихся к своей работе, Роберт заметил, что «они не могут не вызывать большой симпатии и уважения, а их работа — большого интереса». На второй день конференции Роберт привел Фрэнка на объединенное заседание биохимиков и психологов. Хотя оно было «невероятно шумным и очень забавным», в то же время «отвращало от слепой веры в обе эти науки».

Однако позже, всего несколько месяцев спустя, Роберт предложил Фрэнку не спешить с выбором физики, не исследовав альтернативные сферы. Он предположил, что интеллектуальный аппетит Фрэнка могла бы разжечь курсовая работа по биологии. Утверждая, что «физика обладает красотой, с которой не сравнится никакая другая наука, точностью, аскетизмом и глубиной», он в то же время советовал Фрэнку поступить на продвинутый курс физиологии: «Генетика определенно включает в себя точные приемы и сложную теоретическую базу. <…> Сделай одолжение, изучи с моего полного благословения физику, все, что она дает, чтобы понять ее, уметь ей пользоваться и, если захочешь, преподавать ее, но до поры не планируй “заниматься” ей, не делай ее изучение своим призванием. Прежде чем принять такое решение, ты должен больше узнать о других науках и намного больше о самой физике».

Фрэнк пропустил совет брата мимо ушей. Закончив университетский курс физики за три года, он продолжил обучение в 1933–1935 годах в Кавендишской лаборатории в Англии под началом физиков, ранее учивших Роберта, и встретил там друзей брата — Макса Борна и Поля Дирака. К этому времени Роберт полностью смирился с выбором Фрэнка. «Ты знаешь, как я был счастлив, — писал он Фрэнку в 1933 году, — когда ты решил поехать в Кембридж…» Теперь он по-настоящему тосковал по брату. «Прежде редко случалось, — писал он в начале 1934 года, — чтобы я так сильно скучал по тебе, как последнее время. <…> Я принял к сведению то, что тебе хорошо в Кембридже, что физика глубоко проникла в твое сердце, физика и очевидные жизненные достижения, которые она приносит. Я принял к сведению, что ты упорно работаешь, набил руку в лаборатории, подробно изучаешь математику и наконец-то находишь в этом и в естественной строгости кембриджской жизни адекватное пространство для своей неослабной потребности в дисциплине и порядке». Хотя письма Роберта подчас звучали как нравоучения старшего брата, они ясно показывали, что он не меньше Фрэнка испытывал потребность в близких отношениях с братом.

В отличие от Роберта Фрэнк превосходно показал себя как физик-экспериментатор — он любил «пачкать руки» в лаборатории, ковыряться в механизмах и однажды смастерил для брата самодельный фонограф. По наблюдениям Роберта, Фрэнк обладал способностью «свести своеобразную и запутанную ситуацию до коренной, неразложимой Fragestellung [постановки задачи]». Проучившись два года в Англии и несколько месяцев в Италии, где имел возможность наблюдать воочию и возненавидеть фашизм Муссолини, Фрэнк подал в несколько университетов заявку на поступление в докторантуру по экспериментальной физике. Он колебался, идти ли в Калтех, но Роберт «что-то там сделал», и Калтех неожиданно предложил Фрэнку стипендию, зависящую от академических показателей, и тот согласился.

В лаборатории под началом старого друга Роберта Чарли Лауритсена Фрэнк проводил опыты со спектрографом бета-излучения. Если Роберт окончил докторантуру за два года, то Фрэнк спокойно шел к степени доктора целых четыре. Отчасти это было связано с тем, что опыты требовали больше времени, чем фундаментальная наука. Однако на выборе сказался и темперамент Фрэнка, его желание наполнять жизнь не одной лишь физикой. Оппенгеймер-младший любил музыку и умел играть на флейте так хорошо, что в глазах брата и многих друзей мог бы запросто стать профессиональным музыкантом. Унаследовав от матери тонкий художественный вкус, Фрэнк любил писать картины и читал много поэзии. В противоположность отточенным, корректным европейским манерам Роберта его брат, по мнению друзей, одевался кое-как и вел себя как человек «богемы».

Во время первого года обучения в Калтехе Фрэнк познакомился с Жакнетт Куанн по прозвищу Джеки, двадцатичетырехлетней девушкой франко-канадского происхождения, изучавшей в Беркли экономику. Они впервые встретились в Беркли весной 1936 года, когда Роберт взял с собой брата в гости к знакомой — Уиноне Недельски. Джеки помогала ей ухаживать за ребенком. Чтобы оплатить счета, девушка также работала официанткой. Простая и открытая по натуре, она не витала в облаках и была напрочь лишена претенциозности. «Джеки гордилась принадлежностью к рабочему классу, — говорил Боб Сербер, — и терпеть не могла умников». В будущем она планировала стать социальным работником. Волосы подстригала коротко, под мальчика, губной помадой и прочей косметикой никогда не пользовалась. Роберт Оппенгеймер вряд ли бы счел девушку такого сорта подходящей парой для своего брата. Однако еще той же весной Роберт, Фрэнк, Джеки и Уинона (недавно расставшаяся с мужем Лео) два-три раза сообща выезжали на прогулки. В июне Фрэнк пригласил Джеки провести лето в «Перро Калиенте». Они прибыли на новеньком пикапе «форд», подаренном Робертом, стоимостью 750 долларов.

Когда тем же летом Фрэнк сообщил брату о своем намерении жениться на Джеки, Роберт попытался его отговорить. Джеки и Роберт плохо уживались. Она вспоминала, что Роберт «постоянно говорил вещи вроде “ну конечно, ты ведь старше Фрэнка” — кстати, я старше его всего на восемь месяцев — и что Фрэнку еще рано жениться».

Фрэнк не послушался совета и 15 сентября 1936 года вступил в брак с Джеки. «С его стороны это было актом освобождения и протеста против зависимости от меня», — написал Роберт. Он по-прежнему ни во что ее не ставил, называя «официанткой, на которой женился мой брат». Но, с другой стороны, продолжал устраивать жизнь своего брата и его молодой жены. «Мы часто виделись втроем в Пасадене, Беркли и “Перро Калиенте”, — вспоминал Фрэнк, — и мы с братом неизменно разделяли замыслы, начинания и друзей».

Джеки всегда была политической активисткой. «Она могла свести вас с ума своими тирадами о политике», — вспоминал один из родственников. Еще студенткой в Беркли Джеки вступила в Коммунистический союз молодежи, потом год проработала в газете Коммунистической партии в Лос-Анджелесе. У Фрэнка ее политическая деятельность не вызывала отторжения. «Я был близок к левым еще со школьных времен, — вспоминал он. — Помню, как-то раз мы с друзьями пошли на концерт в Карнеги-холле без дирижера. Концерт был частью протеста против “боссов”».

Как и Роберт, Фрэнк получил воспитание в Школе этической культуры, где его учили дебатировать на