Шрифт:
Закладка:
– У охраны нет доступа? – переспрашиваю я.
– Ну, они так сказали, – пожимает плечами Сидни.
– А ты, случайно, не знаешь, тут работает какой-нибудь Кроу?
Сидни машет головой.
– Не помню такого.
– Может, поищешь? – прошу я.
– Хорошо. Кроу – это фамилия или имя?
– Не знаю.
– Я его поищу, – говорит Сидни и косится на Хлою. – А вы идите домой, отдохните.
– А ты не можешь позвонить начальнику и попросить его пустить тебя на нижние этажи? – спрашиваю я.
– У меня нет прямого начальства.
– А к кому ты обращаешься, когда нужно поговорить с верхушкой?
– К юристам. Я собираюсь отправить официальное заявление, что моя креативная команда приостановит работу, пока мне не расскажут, что за чертовщина творится с этой «Византией».
– И это сработает? – спрашивает Хлоя.
– Не знаю, но попробовать стоит, – пожимает плечами Сидни. – Хватит с меня припадков, смертей и обмороков. – Она вновь поворачивается ко мне: – Слушай, все точно в порядке?
Я лишь киваю.
Мы вызываем такси – старенький «Приус», к приборной панели которого рядком приклеены плюшевые игрушки. Я смотрю на них не мигая, пытаюсь понять, что это за звери такие, и попутно раздумываю, как бы рассказать Хлое о Кроу. Но тогда придется признать, что пентхаус переменился словно по волшебству, – и, разумеется, упомянуть про подругу детства, которая что-то там забыла.
На меня наваливается усталость. В ушах гудит, голова полна ваты, и я просто сижу на заднем сиденье рядом с Хлоей и уже даже не знаю, привиделось ли мне все это или нет. Игрушки на приборной панели похожи на каких-то покемонов без роду и племени. То ли кролики, то ли мыши. Игрушка в середине провисает, почти отклеившись; у нее большие зеленые глаза и длинные красноватые уши. На каждой кочке она подскакивает и раскачивается, как болванчик, в которого кто-то вселился.
– Ты хорошо себя чувствуешь? Точно? – спрашивает Хлоя. Видимо, замечает мою задумчивость.
– Ты же сама все видела, – говорю я. – Просто небольшой обморок, ничего страшного.
Хлоя сжимает мою ладонь.
– До сих пор не верится, что у них столько серверов, – говорю я, меняя тему.
– Да уж, – соглашается Хлоя, качая головой. – Не знаю, чем они занимаются, но вычислительных мощностей для этого нужно немало.
Добравшись до дома, я в первую очередь иду в душ.
Помыв голову, я открываю окно и долгое время просто стою, прислушиваясь к шуму дождя, сливающемуся с ровным стуком воды о плитку душевой. Я прокручиваю в голове разговор с Кроу: вспоминаю о родителях, о радиантах Мичема, об армии работников, устраивающих миру эффект бабочки, – но мысли то и дело возвращаются к Эмили Коннорс. Что она там забыла?
Может, ее и вовсе не было?
Может, Хлоя все же была права и я просто схожу с ума, а все это – плод моего больного воображения?
Израсходовав чуть ли не всю горячую воду в жилищном комплексе, я вытираюсь, натягиваю самые удобные джинсы и футболку, которая досталась мне во время рекламной кампании какого-то очередного научно-фантастического сериала с HBO Max, до которого у меня так и не дошли руки, и заваливаюсь на диван к Хлое. Та улыбается мне, и я мгновенно расслабляюсь. Мы так и не поговорили про вчерашний поцелуй.
– Лучше? – спрашивает она.
Я киваю.
– Твою мать! – говорит она.
– Что?
Вскочив, она бежит обуваться.
– Ты уходишь?
– Надо домой, переодеться. Совсем забыла, что на работе попросили смену прикрыть, – говорит она, хватает толстовку и выскакивает из квартиры.
Пару секунд спустя, правда, возвращается, подбегает ко мне и целует.
– Я вернусь, как закончу, – говорит она. – И, слушай, К?
– А?
– Давай отдохнем немного от «Кроликов», ладно?
– Мы это уже обсуждали.
– Я не шучу.
– Да ты никогда не шутишь.
Хлоя просто прожигает меня взглядом.
– Да все же в порядке, – говорю я.
– Серьезно. Завязывай с «Кроликами».
– Я тоже серьезно. Со мной все в порядке.
– А обморок?
– Просто сахар упал, говорю же.
– Пожалуйста, хватит огрызаться. Ты мне так-то вроде как нравишься.
– Прости, – говорю я. – Ты мне тоже вроде как нравишься.
– Все, никаких больше Алана Скарпио, Табиты Генри и Сидни Фэрроу. Отдохни хоть немного. Обещаешь?
Я киваю, и Хлоя снова уходит, уже по-настоящему.
Я не обманываю ее – она мне действительно нравится. Точнее, если честно, я давно от нее без ума, но вот насчет игры пришлось немного слукавить.
В ту ночь, когда погибла Энни Коннорс, «Кролики» пробудили во мне голод, который в итоге привел меня к Фокуснику, а теперь и к самой игре.
Я не могу ее бросить.
Сразу после ухода Хлои я лезу в интернет и ищу альбом, который слушал Кроу, – «Песнь о невинности» Дэвида Аксельрода. Он был издан под лейблом «Кэпитол Рекордс», логотип которого в точности совпадает с логотипом, который был изображен на пластинке Кроу.
Значит, это не проделки воображения.
До этого Дэвид Аксельрод ни разу мне не попадался – по крайней мере, я совершенно его не помню. Конечно, он мог всплыть в каком-нибудь непонятном воспоминании из детства, но вряд ли; а значит, все происходившее в пентхаусе Башни не было ни сном, ни психическим срывом.
Все это действительно со мной случилось.
Тогда я вбиваю в поисковик имя Эмили Коннорс.
И не нахожу ничего. Абсолютно никакой информации: ни «Фейсбука»[8], ни профиля на «ЛинкедИн»[9], ни номера телефона.
В хакерском обществе таких людей называют призраками – и Эмили одна из них.
Еще Кроу говорил про Келлана Мичема, поэтому следующим я ищу его. Первой же ссылкой выскакивает статья, написанная незадолго до его смерти. В глаза бросается заголовок: «Невидимые линии».
«Представьте, что под поверхностью мира кто-то оставил огромный отпечаток пальца – целую паутину каналов, канавок и выемок. А теперь представьте, что мы можем обходить, пересекать и изменять эти невидимые линии, тем самыми напрямую воздействуя на материю, из которой состоит наша Вселенная. Я твердо уверен, что наша реальность не ограничена одним уровнем – возможно, не ограничена и двумя – и что изучение этих каналов, этих невидимых линий, которые я зову радиантами, – ключ к пониманию не только иных миров, но и нашего собственного».
В научном сообществе явно считают, что последние работы Келлана Мичема, посвященные поиску радиантов, – прямой результат старческого безумия. Никто не принимает его всерьез, как и Николу Теслу, который под конец жизни утверждал, будто создал вечный двигатель.
Но я не знаю, чему верить.
Вдруг Мичем был прав