— Скажи мне, достопочтенный Хафитос, шила ли Королева Мэб мантию для Эрхарда.

Хафотис вновь засмеялся.

— Историю Зимнего Двор лучшего спрашивать у самого Зимнего Двора, Северный Ветер. Сейчас же, если ты согласен взять обязательство сына Эбы на себя, тебе стоит поспешить в лес. Иначе сын Эбы умрет еще до того, как погаснет мой горн.

Хаджар посмотрел на Карейна. Тот, все же, опустился на стоявший около стены стул и, кажется, пребывал в некоей прострации. Весь его бок, в том числе и нога, уже покрылись черной кровь.

Стекая на пол, она, что удивительно, мгновенно покрывалась синим пламенем и сгорала.

Хаджар вздохнул.

— Что мне нужно сделать, достопочтенный Хафитос.

Кузнец, почему-то, в этот момент задумчиво изогнул бровь, и только после этого, слегка заторможено, ответил:

* * *

Хаджар, в данный момент, все же обнажив Синий Клинок, спускался в темную чащу леса, раскинувшегося у приграничья Тир-на-Ног. Города, где никто никогда не стареет, где все молоды и прекрасны, где услады тела и разума безграничны и бесконечны. Где вино и смех не кончаются и где каждый найдет что-то себе по душе.

Хаджар слышал мифы и рассказы об этом городе, но никогда не думал, что окажется в такой близи от него.

Но народ фейре, сидхе и фае, это не мирные, прекрасные создания. И там, где есть свет, всегда найдется и тьма. И там, где есть самый яркий и чистый свет, всегда будет поджидать самый темный и голодный мрак.

И именно по такому в данный момент и шел Хаджар.

Он спускался в чащобу, в которой деревья казались мертвецами. Повисшими на распятиях, повешенных или насаженными на кол. Облака, плывшие по небу, ворона кричали могильные песни по павшим воинам и выплакавшим слезы вдовам.

Солнце, вдруг, почернело и превратилось в бездну отчаянья, которая пожирала стонущее небо.

Паутина могильным саваном свисала над единственной тропинкой, пересекающей лес. Хаджар, по наставлению Хафитоса, шел по ней не сворачивая и не меняя маршрута, чтобы он не видел, не слышал и не думал.

Учитывая, что подобная магия уже привела его, однажды, в царство Северного Ветра — старца-Борея, то сделать это было не сложно.

Вскоре Хаджар, держа перед собой мерцающий Синий Клинок, уже стоял в глубоком овраге. Центре темнолесья Тир-на-Ног. Сюда, по рассказам, не спускались даже самые отважные из фае. Лишь сильнейшие сидхе отчаивались, по крайней необходимости, прийти к сердцу темнолесья.

Но, что не сделаешь, когда честь говорит тебе, что так будет правильно. Может Хаджар и не был ничем обязан Карейну, но оставить человека, с которым сражался плечом к плечу, в беде — он не мог себе такого позволить.

В этом не было бы чести.

Вонзив меч перед собой, Хаджар в точности повторил слова Хафитоса.

— Лесной Хранитель, достопочтенный Теант, я пришел к тебе с просьбой и даром, предложить честный обмен. Прошу, послушай меня, скажи свои слова, и мы разойдемся миром.

Закончив странную речь, Хаджар принялся ждать.

Сперва ничего не происходило, а потом земля перед ним задрожала. То, что казалось двумя кривыми деревьями, вдруг стало рогами. Холм превратился в голову, а высохшие русла ручьев обернулись мускулистыми руками. Корни деревьев стали их жилами, а хворост — волокнами мышц.

Листья и трава превратились в волосы гиганта, а пушистый мох стал его бородой. Лицо рогатого, древесного мужчины, шириной с повозку, нависло над Хаджаром.

Каждая рука Теанта — лесного Хранителя, была длинной в десяток метров, а мышцы его размером с ледниковые валуны — и это никакая не метафора.

Даже мизинец Теанта был больше самого Хаджара, но тот не испытывал никакого страха.

— В чем твоя просьба, Северный Ветер? — голос сидхе темнолесья звучал скрипом мертвых деревьев, стоном раненных охотниками животных, треском лесного пожара, устроенного нерадивыми детьми.

Теант — хранитель всего “неправильного”, что могло произойти или происходило в лесах.

— Мне нужна эссенция металла, выплавленного из стального дерева.

Бровь Теанта — некогда лежащая в овраге коряга, изогнулась.

— В каменном Тир-на-Ног даже ты, смертная плоть, сможешь добыть этого металла себе по весу.

— У меня нет времени, чтобы добраться до Тир-на-Ног и купить металл.

— Да? — задумчиво скрипнуло существо. — Значит дело не терпит отлагательств… кто умирает, Северный Ветер? И не лги мне, избранник снежной леди. Я ближе к ней, чем все сидхе Летнего Сада и легко распознаю ложь даже того, кто укрыт её мантией.

Хаджар сделал определенную “зарубку” и отдал соответствующий приказ нейросети. Слишком часто в последнее время упоминались сшитые Мэб доспехи.

— Карейн Тарез, — честно ответил Хаджар.

— Карейн… хорошее имя. Имя на языке богини Дану, да примет её вечность. Что же — что ты принес мне в дар, Северный Ветер.

Хаджар медленно достал из мешка посаженный в горшок, черный цветок с оранжевым бутоном.

— Стебель, выращенный из дыма и пепла тысячи тысяч расплавленных клинков, — принюхался Теант. — бутон из пламени, пылавшего с начала эпох в кузнечном горне Хафотиса… Такой цветок, Северный Ветер, может растопить самые холодные из льдов. Удивительно, что Хафотис готов отдать мне его ради такого пустяка…

— Возможно, — кивнул Хаджар.

— И ты отдаешь его мне? — прищурился Теант.

— Отдаю, — кивнул Хаджар.

— Подумай еще раз, Северный Ветер, — существо подвинулось к нему совсем близко. Так, что Хаджар мог в полной мере ощутить амбре болотного дыхания. — Однажды то, что будет тебе дороже даже твоей чести, будет сковано льдом, которое сможет растопить лишь этот цветок.

Слова Теанта, как это уже было прежде в случае с Мэб или её гарпиями, оказались высечены на душе Хаджара.

— Ты знаешь мою судьбу, Хранитель?

— Ты был и остаешься тесно связан с лесом, Северный Ветер. Ты относился к нему с уважением — отголоски этого донеслись до меня. Поэтому я могу видеть тот путь, по которому ты идешь. И этот цветок, — Теант указал на дар Хафотиса. — однажды ты вернешься за ним. Но его уже не будет. Ибо я его съем. И тогда мы сразимся и один из нас умрет. И кровь фейри покроет твои руки. И ты вновь принесешь войну — на этот раз, последнюю. Такова твоя и моя судьба, Северный