нём производилась расправа над большевиками и советскими работниками. Скоро Шкуро выбили из города, но это был его первый подобный «заход» в Ессентуки. 24 июня 1918 года отряд атамана Шкуро вновь совершил налёт на Ессентуки.

Пребывание казаков в городе было непродолжительным из-за подхода пятигорского отряда Красной армии. Тогда Шкуро повернул на Кисловодск и захватил 27 июня станицу Кисловодскую, предъявив местным казакам ультиматум о мобилизации в его отряд и сдаче оружия. В этот же день шкуровцы ворвались в город Кисловодск, где в течение суток чинили расправу над сторонниками советской власти и грабили город. Сохранилось одно воспоминание о пребывании Шкуро в Кисловодске, скорее всего, относящееся к этому времени. В нём описывалось, как он в чеченской форме сидел в курортной зале города и принимал награбленное. «Шкуро приносили на золотом блюде подарки — кто кольца, кто что, и он сумел околпачить, и 2–3 часа он таким образом поцарствовал в Кисловодске».

Июль демонстрировал тенденцию всё большего ожесточения военных действий на Северном Кавказе. Налёты казачьего отряда Шкуро на Ессентуки и Кисловодск совпали с началом 23 июня 1918 года второго Кубанского похода Добровольческой армии. Ситуация для советской власти на Северном Кавказе усложнялась успешным выступлением 17 июня Г. Бичерахова в Моздоке и занятием казачьим отрядом полковника Агоева Прохладной, а затем станицы Солдатской. В последней была учинена «дикая расправа над женщинами и стариками».

Наступление Добровольческой армии в период Второго Кубанского похода, как и в феврале 1918 года, шло через Медвеженский уезд Ставропольской губернии. 25 июня белыми войсками была взятия станица Торговая. Здесь фиксируется один из первых массовых расстрелов со стороны дроздовцев в период Второго Кубанского похода. Его зафиксировал в своих воспоминаниях белый генерал И. Т. Беляев: «Выйдя за ворота, я наткнулся на группу молодых офицеров, спешивших на станцию с винтовками в руках. Впереди шёл сам Дроздовский в фуражке с белым околышем на затылке и с возбуждённым видом заряжая винтовку на ходу…

— Куда вы? — спросил я с недоумением одного из догонявших офицеров.

— На станцию! — ответил он на ходу. — Там собрали пленных красноармейцев, будем их расстреливать, втягивать молодёжь…

За ними бежала обезумевшая от горя старушка.

— Моего сына, — умоляла она, — отдайте мне моего сына!..»

Это было только начало процесса, принимавшего всё больший масштаб. Возможно, что это объяснялось достаточно большими потерями Добровольческой армии уже в первых боях. Причиной было и общее ожесточение воющих сторон. Так, можно указать на мотивы мести за уничтожение захваченных в плен раненых белогвардейцев в период Первого Кубанского похода в Песчанокопской. Часть оставленных тогда раненых первопоходников, по постановлению схода, была расстреляна. Правда, это было несколько месяцев назад и общее количество расстрелянных сложно установить: речь могла идти как о единичных расстрелах, так и большем количестве.

Вскоре ситуация повторилась, но в ещё большем масштабе. 6 июля 1918 года в ответ на мученическую смерть захваченного в бою красноармейским отрядом командира дроздовского полка М. А. Жебрака (был сожжён заживо), а также на смерть других захваченных в плен раненых в сражении под Белой Глиной (Кубань), командир 3-й дивизии Добровольческой армии полковник М. Г. Дроздовский после успешного боя отдал приказ расстрелять около 1000 взятых в плен красноармейцев. «На мельницу (куда сводили пленных) пришёл Дроздовский. Он был спокоен, но мрачен. На земле внутри мельницы валялись массы потерянных винтовочных патронов. Там были всякие: и обыкновенные, и разрывные, и бронебойные. Дроздовский ходил между пленными, рассматривая их лица. Время от времени, когда чьё-либо лицо ему особенно не нравилось, он поднимал с земли патрон и обращался к кому-нибудь из офицеров. „Вот этого — этим“, — говорил он, подавая патрон и указывая на красного. Красный выводился вон, и его расстреливали. Когда это надоело, то оставшиеся были расстреляны все оптом».

Прежде чем успел вмешаться штаб Командующего Добровольческой армией, были расстреляны несколько крупных партий пленных красноармейцев. Расправы происходили в разных местах. Больных красноармейцев вытаскивали на улицу и немедленно расстреливали. Во дворе мельницы Пшивановых, по воспоминаниям очевидцев, расстреляли 125 человек, а на Ярмарочной площади красноармейцев массово уничтожали из пулемёта.

Однако это были не первые жертвы в Белой Глине. Ещё до приказа М. Г. Дроздовского на церковной площади по приговору военно-полевого суда утром 7 июля были повешены два комиссара — уроженец Белой Глины П. М. Калайда (заместитель председателя волостного совета и начальник штаба самообороны) и безымянный комиссар, руководивший обороной Песчанокопской. Эти виселицы видели возвращавшиеся с обсуждения приказа № 10 о чрезвычайных военных судах члены кубанского правительства. «Данным приказом учреждались временные чрезвычайные военные суды и определялся круг их подсудности. В круг рассматриваемых преступлений входили: служба на руководящих должностях в органах советской власти; выдача большевикам лиц, боровшихся против них; умышленное убийство, изнасилование, разбой и грабёж, умышленный поджог или потопление чужого имущества, укрывательство награбленного; поджог или иное приведение в негодность вооружения и воинского снаряжения; умышленное повреждение телеграфа, железнодорожного пути, подвижного состава, объектов водоснабжения, мастерских, грузовых железнодорожных складов; посягательство на изменение установленного в Кубанском крае образа правления; нападение на часового, вооружённое сопротивление военному караулу, чинам стражи или их убийство; умышленное уничтожение или повреждение объектов в районе военных действий: водопроводов, мостов, плотин, колодцев, дорог и т. п.

Согласно п. 4 приказа № 10 за указанные преступления чрезвычайные военные суды приговаривали к расстрелу, однако при обнаружении смягчающих обстоятельств суд мог приговорить к иным видам наказаний: каторжным работам на срок от 4 до 20 лет с лишением всех прав состояния, а для военных — с лишением звания и увольнением со службы; отдаче в исправительные арестантские отделения от 1 до 6 лет с лишением всех особенных прав и преимуществ, а для военных — с лишением звания и увольнением со службы; тюремному заключению на срок от 2 месяцев до 2 лет; отдаче под арест на срок до 3 месяцев; денежному взысканию до 3 тыс. руб.». По идее авторов приказа (Л. И. Быч и другие), он «являлся канализацией мстительного чувства населения к прежним обидчикам и подчинял его юридическим нормам». Но внесудебная практика расстрелов и повешений уже опережала приказ. Чрезвычайные суды просуществовали на Кубани до конца 1918 г., когда ввиду многочисленных злоупотреблений были распущены.

Всего за 3 дня по приговору только военно-полевого суда (роль прокурора исполнял поручик Зеленин), по свидетельству белых, было расстреляно от 1500 до 2000 красноармейцев, захваченных ранее в ходе боя подразделениями дроздовцев. Впрочем, эти данные, исходящие из белых источников, также не являются окончательными. Расстреливали и рубили шашками не только пленных красноармейцев, но и местных жителей, включая 14-летних подростков. Поэтому вполне реальной является и бóльшая цифра.