— Войдите, — голос усталый, так же как и лицо.

Эдхар удивлённо смотрел на меня, а я во все глаза рассматривала его: ссадина на скуле, разбитая губа. Ощущение того, что я пришла не вовремя просто кричало. Стоя сейчас перед ним никак не могла решиться: начинать разговор или нет. Все слова с которых я хотела начать объяснение, вылетели из головы.

— Что, хорош? — ухмыльнулся он с затаённой грустью в глазах, а я растерянно захлопав ресницами от такого неожиданного вопроса, кивнула.

Эдхар аккуратно отложил в сторону бумаги, которые до этого держал в руках. Пристально наблюдая за ним видела его скованные движения, заставляющие моё сердце сжиматься от жалости. Медленно и очень аккуратно поднявшись, он не спеша вышел из-за стола. У меня сложилось впечатление, что он старается как можно меньше двигаться, чтобы не причинять дополнительную боль. Я совершенно не целитель, но нам в академии преподавали азы лекарского искусства. Щелчком запустив диагностику, с удивлением увидела треснутое ребро. Это было странно. Ведь он всегда, даже после силовых операций, наведывался к целителям. Мысль о лечебном корпусе, заставила меня вспомнить зачем я здесь.

Крепко сцепим пальцы в замок, постаралась взять себя в руки.

— Эдхар, ты знаешь…

— Тшш… — меня перебили, приложив указательный палец к моим губам. — Ничего не говори. Я знаю. Ты для меня всегда была маленькой, любимой сестрёнкой о которой надо заботиться и защищать…

Я не выдержав наплыва эмоций, неуклюже обняла его, тут же почувствовав как он вздрогнул, испуганно отпустила.

— Эдхар, я очень, очень, — прижала руки к груди показывая степень своих чувств, — люблю тебя, — видимо, не ожидая от меня именно этих слов, он напрягся и заледенел, а я поторопилась добавить. — Как брата, как самого близкого и родного.

Неописуемое облегчение появилось на его лице, я всхлипнув, бросилась в его объятия. Охнув и мгновенно отстранившись, он погладил меня по голове и чмокнул в макушку. А я озабоченно поинтересовалась.

— Эдхар, почему ты не пошёл к целителям? — скривившись, словно от горькой пилюли, произнёс странные слова, которые я не поняла, но переспросить постеснялась.

— Чтобы помнить, — меня волновал ещё один вопрос. — А когда Дар вернётся? — ответа на него ждала затаив дыхание.

Эдхар ласково улыбнулся в ответ:

— Я думаю, скоро.

Последнее время я не то, что отдалилась от братьев, но вечерами предпочитала уединение, уходя как можно дальше за озеро. Там облюбовала себе местечко на краю поля, где рос молодой дубок. Он был высокий, крепкий, но как подросток какой-то несуразный. Приходя к нему, даже здоровалась как с другом и садилась на траву, облокачиваясь о ствол и наблюдая заход солнца. Размышляя обо всем и ни о чем под это феерическое зрелище. Тем более, что одинаковых закатов не бывает, как и восходов.

Вначале, после беседы с Эдхаром, всё ждала Дара, но день проходил за днём, а его не было. Из разговоров же, знала, что он так и не вернулся из своего затворничества. Боль от понимания того, что сама виновата в произошедшем, раскалённым клинком жгла сердце. Но я все ещё не понимала, что чувствую к нему. Странное желание видеть его, не объясняло совершенно ничего.

В академию меня так и не пустили, объяснив, что меняется система защиты и охраны адептов. Поэтому пока она не будет установлена и отлажена, придётся быть на домашнем обучении. Теперь братья каждый день возвращались ночевать домой, не оставляя меня одну, а утром уходили на занятия. Они приносили задания и учебный материал, который приходилось изучать самой. Так прошла почти неделя.

— Алиночка, сегодня прохладный вечер, ты бы оделась потеплее, — с материнской заботой хлопотала надо мной Хизра.

Благодарно ей улыбнувшись, захватила куртку, в конце концов, подстелю её себе под попу, а то земля, действительно, стала уже холодной.

Чтобы наверняка ни с кем из братьев не встретиться, обходила стороной все места, где они могли быть. Неясное томление в груди заставляло торопиться, хотя погода оставалась хорошей и ничего не предвещало дождя, да и до заката было ещё далеко.

Выбравшись из зарослей еловики, уже видела свой дубок и радовалась ему как старому другу. Только подойдя ближе, замерла на месте. Сердце бешено забилось в груди. Дерево закрывало от меня установленный кем-то небольшой круглый стол, сервированный на две персоны и два кресла, с лежащими на них пледами.

Сглотнув, вдруг ставшую вязкой слюну, сделала шаг назад и наткнулась на…

— Ты простишь меня? — звук этого голоса заставил сердце замереть, а потом пуститься вскачь.

Медленно повернулась на голос. Протягивая мне простые полевые цветы передо мной с виноватым лицом стоял Дар. Потеряв дар речи, жадно разглядывая его. О чем я думала все это время, разбираясь в себе? Я и сейчас не понимала, что чувствую к нему. Уверена была только в одном: мне он нужен как воздух, без него я жить не смогу.

От понимания этого прошиб холодный страх. Как можно так зависеть от другого человека? Ведь это неправильно! Видимо, что-то отразилось на моем лице, что Дар с тревогой вглядываясь в меня, сделал шаг ко мне. А я чуть не отшатнулась от него.

Резко отвернувшись, попыталась привести свои мысли и чувства в спокойное состояние. Услышав хруст ветки сзади и испугавшись, что он вновь уйдет, резко повернулась. Он стоял передо мной на одном колене, протягивая цветы. Сердце заполошно забилось и лицо полыхнуло смущением. Совсем растерявшись, неуверенно приняла цветы и уткнулась в них, пряча своё ошеломление.

Поднимаясь с колена и отряхивая брюки, он лукаво усмехнулся:

— Мне кажется, это становится уже традицией, — непонимающе уставилась на него, — каждое наше свидание начинается с того, что я прошу прощения.

“Свидание”, у нас настоящее свидание? От такого признания я задохнулась, смотря во все глаза на него. Но это было сказано настолько легко и шутливо, что не выдержав, заливисто расхохоталась.

Во мне рождались странные ощущения, хотелось взлететь и парить. От этого кружилась голова, не понимая что происходит, и испугавшись нового отравления, хотела присесть, но покачнувшись, оказалась в объятиях Дара. Странные эмоции захлёстывали меня, заставляя удивляться. Сама себе я казалась воздушным шариком, которого ветер гоняет из одной крайности в другую.

Охватившая меня эйфория от прикосновения его рук, от окутывающего запаха моря и соли, требовала выхода, буквально разрывая изнутри. Раскинув