скорее всего, это действительно так, но упоминание о часах напомнило ей о приеме у врача. У мистера Голдсмита все часы показывали разное время, но ее собственные часы свидетельствовали о том, что уже без четверти двенадцать и ей придется чуть ли не бежать.

Доктор Детридж разложил карты в том же порядке, что и прошлый раз. Он долго размышлял над значением подобного расклада и в конце концов решил продемонстрировать его Родольфо. Он поставил свое маленькое зеркальце так, чтобы карты отражались в нем, и периодически пристально вглядывался в него, пока не увидел в нем лицо своего старого ученика.

— Приветствую тебя, мастер Рудольф, — проговорил старый англичанин. — Что мыслишь ты об этом раскладе?

— Нахожу его весьма примечательным, друг мой, — ответил Родольфо, внимательно вглядываясь в карты, — особенно потому, что в это новолуние я получил в точности такой же.

— Богиня не являет себя в новолуние без важной на то причины, — задумчиво проговорил Детридж.

— Быть может, что-то в наших делах заинтересовало ее? — предположил Родольфо.

— Тогда надежду остается питать, что вмешательство ее к благу нашему приведет, — сказал Детридж.

* * *

Лючиано не был удивлен тем, что на следующий день Джорджия не появилась в Реморе; в конце концов, он сам посоветовал ей сделать перерыв. Фалько, однако, был явно разочарован, когда Странник из Беллеции появился в папском дворце один.

— Есть вещи, которые мы можем обсудить и без Джорджии, — мягко проговорил Лючиано.

Фалько в ответ лишь молча кивнул, и Лючиано показалось, что мальчик украдкой вытер набежавшую слезу. Это было нечто новое. Не связано ли стремление Фалько перенестись в другой мир с желанием быть поближе к Джорджии? Задавать прямые вопросы на такую щекотливую тему было бы, разумеется, совершенно неуместно. Лючиано решил, что сейчас следует заняться практическими деталями, а о новой проблеме задуматься, когда на то придет время.

— Многое следует сделать с обеих сторон, — сказал он деловито. — Джорджия постарается разобраться с твоей новой жизнью и принесет сюда талисман. А тебе необходимо подумать о том, как ты будешь уходить отсюда. Ты ведь понимаешь, что, если ты перенесешься в мой прежний мир и останешься там на ночь, здесь в течение дня тело твое будет выглядеть беспробудно спящим?

— Да, ты говорил об этом. Если я останусь там, то здесь буду выглядеть, как Morte Vivenda. До того дня, пока и впрямь не умру в этом мире. Как ты думаешь, много это займет времени?

Лючиано неопределенно покачал головой. Удивительно, с каким спокойствием этот тринадцатилетний мальчик говорит о собственной судьбе.

— Точно не знаю. У меня это были недели, но, как я уже говорил тебе, мою жизнь поддерживали искусственно. Может быть, всего несколько дней. Всё дело в том, что у нас должно быть какое-то объяснение этому. Мы не хотим, чтобы твой отец мог начать догадываться о том, что же произошло в действительности.

— Я попрошу, чтобы меня вернули в Санта Фину. Можно сказать, что это из-за того, что Гаэтано уехал в Беллецию и мне хочется побыть до начала Скачек в летнем дворце. Исчезнуть оттуда мне будет, проще — слуги не так бдительны, как мой отец.

— Но причина-то все-таки должна быть, — продолжал настаивать Лючиано.

— Я и об этом думал, — ответил Фалько. — Проще всего, мне кажется, создать видимость, будто я пытался покончить с собой.

Всю обратную дорогу до Овна Лючиано провел в глубоких раздумьях. Однако все мысли о Фалько начисто вылетели у него из головы, когда он увидел карету, уже выведенную из конюшенного двора. Уильям Детридж, высунувшись из окошка, махал ему рукой.

— Поспеши, Лючиано. Слово передано нам из Санта Фины. Диво наше улетело.

В тот же вечер Гаэтано вернулся во дворец герцогини, получив приглашение на званый обед. В качестве почетного гостя он сидел по правую руку от герцогини, а место с другой ее стороны занимал Родольфо. Это было вполне естественно, но молодой ди Кимичи был изумлен, увидев вторую свою соседку, ибо ею оказалась его кузина Франческа.

— Привет, кузен, — сказала она, улыбаясь, увидев его очевидное удивление. — Разве ты не знаешь, что теперь я стала гражданкой Беллеции?

Гаэтано испытал полное замешательство. До него доходили слухи о Франческе, но встретить ее в этом городе он никак не ожидал. Она была еще красивее, чем помнилась ему — поблескивающие волосы цвета воронова крыла, сверкающие темные глаза. Поцеловав протянутую ему руку, Гаэтано собрал все силы, чтобы с приличествующей вежливостью поинтересоваться, как она поживает. Одета Франческа была в платье из красной тафты, чуть слышно шуршавшее при каждом ее движении. Гаэтано казалось, что он упился красным беллецианским вином, хотя бокал его всё еще был не тронут.

— Я вижу, что семейная встреча доставляет вам огромное удовольствие — произнес позади него мелодичный, чуть насмешливый голос, и Гаэтано, к ужасу своему, понял, что повернулся спиной к герцогине.

— Простите, ваша светлость, — сказал он, поспешно поворачиваясь к хозяйке лицом и покраснев при этом до самых корней волос. — Я и впрямь был так поражен встречей с кузиной, что даже позабыл о хороших манерах. Надеюсь, что вижу вас в полном здравии?

— В как нельзя лучшем, — с улыбкой, в которой проглядывало неподдельное веселье, ответила герцогиня.

В этот момент Гаэтано посетила ошеломляющая мысль о том, что этой юной красавице известно всё о нем и о его детском увлечении Франческой, что она умышленно свела их вместе. Но для чего это ей? Чтобы проверить его решимость? Чтобы напомнить о том, что узы брака следует ставить превыше любви? Он глянул еще раз в ее сторону и увидел, что сидевший рядом с ней Родольфо смотрит на него с точно таким же выражением, как и юная герцогиня. Опасная пара, подумал Гаэтано.

Остаток проведенного за столом времени Гаэтано посвятил герцогине, хотя его не переставали тревожить тихий шорох платья и смех флиртовавшей со вторым своим соседом Франчески. Пока с губ Гаэтано слетали вежливые слова, ум его продолжал лихорадочно работать. Замужем ли Франческа? И