бедный, да и многого мне не надо. Я собирался вернуть эти шедевры ювелирного искусства стране, поскольку считаю, что их место в музее, а не в частных коллекциях заграничных толстосумов… Вы, конечно, можете мне не верить, на планы на драгоценности у меня были именно такие.

— Почему же? — возразил Викентий Львович. — Охотно верю, тем более что если бы вы нашли драгоценности, то оказались бы обладателем ювелирных изделий огромной художественной ценности, да еще и с богатой историей. Легализовать их вам бы не удалось… Продать — тоже вряд ли — слишком приметные вещички… Тогда да — логичнее всего передать их государству.

— Значит, вы понимаете, что участие в вашей компании для меня неприемлемо, поскольку в случае успеха драгоценности уйдут за границу, — резюмировал Волгин.

— Не совсем так, — возразил Хайзаров. — А точнее — совсем не так! Если мы найдем ценности, то легально вывезти их из страны не удастся, поскольку они представляют культурную и художественную ценность. Если бы они находились внутри «Титаника», лежащего на дне океана в нейтральных водах, — другое дело… В любом случае украшения останутся здесь; компания предъявит на них права через международные судебные институты, и все закончится выплатой вашим государством компенсации. Лично меня это устраивает… Ну а драгоценности окажутся в Эрмитаже, или в Алмазном фонде, или еще в каком-нибудь музее… В любом случае мы — нашедшие эти украшения и сдавшие их государству — будем считаться если не национальными героями, то уж во всяком случае людьми, заслуживающими большой благодарности…

— Ладно, — нехотя сдался Михаил Ильич, — считайте, что я тоже согласен.

— Вот и отлично! — с облегчением выпалил Хайзаров. — Тогда я нанимаю юриста; он все подготовит. Потом заключаем сделку и приступаем к работе. Согласны?.. — Викентий Львович вопросительно посмотрел на своих новых компаньонов.

— А зачем ждать-то? — пожав плечами, спросил Волгин. — Я сейчас позвоню нотариусу; сразу отсюда и поедем оформлять бумаги, а завтра с утра начнем…

На следующее утро новоявленные компаньоны собрались на той самой конспиративной квартирке Волгина в Рыбацком, где он недавно встречался с Коробовым. Трое искателей сокровищ, разместившись, как заговорщики, вокруг застеленного клеенкой стола на тесной кухоньке, стали делиться имеющимися у каждого из них сведениями.

Первым речь держал Хайзаров. Он поведал о своем парижском приобретении, об Ароне Симановиче и о результатах расследования, проведенного детективным агентством.

Затем настал черед Горского. Повествование Кирилла Венедиктовича оказалось более содержательным, поскольку он, как оказалось, ближе всех подобрался к тайне романовских драгоценностей.

— Вы спросите, как я вышел на банкира Арнольда Карловича Борштейна? — не торопясь рассказывал искусствовед. — Очень просто. Николай II, как, впрочем, и многие другие представители дома Романовых, имел некоторые странные привычки. В частности, он на протяжении всей жизни вел «ювелирный альбом» — тетрадь, в которую последний русский император записывал сведения о всех подаренных ему драгоценностях. Так вот в этом альбоме фигурируют несколько из интересующих нас изделий. Напротив каждого из этих украшений на полях имеются датированные июнем 1905 года пометки: «М Пром-Агр банк». Нетрудно было догадаться, что это некий Международный промышленно-аграрный банк…

— А директором и хозяином банка был Борштейн, — нетерпеливо прервал Горского Михаил Ильич. — Это понятно, но господин Хайзаров говорил, что вы располагаете каким-то письмом или завещанием банкира?

— Сейчас я до этого дойду, — тем же неторопливым манером продолжил Кирилл Венедиктович. — Я, понятное дело, стал собирать сведения об Арнольде Карловиче Борштейне, о его семье и о Международном промышленно-аграрном банке. Выяснилось, что банкир умер — кстати, весьма скоропостижно и при странных обстоятельствах — в 1914 году. Имущество банка было национализировано большевиками в 1917-м. Причем заметьте: в описях конфискованного никаких драгоценностей не значится… — Горский многозначительно поднял указательный палец. — Теперь о семье Борштейна. Все его родные, кроме мужа старшей дочери, из России уехали в 1917-м. Судьба их более или менее известна, если не считать его младшего внука, следов которого мне найти не удалось, — искусствовед перевел дух. — Терпение, я подхожу к самому главному… Тесть банкира — Натан Лазаревич Борштейн, был расстрелян во время Февральской революции. Я, естественно, стал выяснять причины, и что бы вы думали?.. Почему Натана Борштейна расстреляли, я так и не понял, но узнал, что он, оказывается, фигурировал в некоем деле об убийстве во время уличных волнений по поводу начала Первой мировой войны швейцарского подданного. У этого убитого швейцарца нашли портсигар с документами… Представляете, какая удача?! Мало того, в чудом уцелевшей части полицейского архива сохранился рапорт полицейского надзирателя Сорокина, в котором он подробно описывает все обстоятельства этого дела, — Кирилл Венедиктович снова с глубокомысленным видом замолчал.

— Ну так и что?! — воскликнул, готовый лопнуть от нетерпения Викентий Львович.

— К рапорту полицейского надзирателя было приложено письмо Арнольда Карловича Борштейна, обнаруженное в портсигаре… — приступил к самому важному Горский.

— Вы хотите сказать, что вот так вот запросто имеете доступ к милицейскому архиву? — прервал его Хайзаров. — Это, знаете ли… По меньшей мере удивительно…

— Чего ж тут удивительного? — заметил Михаил Ильич.

— А что, вас это не удивляет? — спросил у Волгина Викентий Львович.

— Далеки вы от здешних реалий, мистер Хейзер, — усмехнулся Волгин. — Настали такие времена, что за сотню долларов вам, при желании, дело Чикатило покажут, а если доплатите, то и копию снять позволят.

— Ну хорошо, хорошо, — не стал спорить Хайзаров, — Кирилл Венедиктович, рассказывайте дальше…

— А нечего больше рассказывать, — пожал плечами Горский. — Прочитать послание банкира не получилось — оно оказалось зашифрованным… Шифр простенький — ссылки на слова из книги, но надежный: если не знаешь, что это за книга, — расшифровать невозможно.

— Понятно, — сказал несколько разочарованный Волгин. — Теперь моя очередь.

Михаил Ильич кратко и четко поведал своим новым компаньонам о том, что он знал от своего отца о драгоценностях и о неизвестной Горскому судьбе внука банкира Борштейна, а также то, что он выведал у сидевшего в одной камере с Игорем Витлицким уголовника Лужёного.

Хайзаров после рассказа Волгина понимающе кивнул, а вот Кириллу Венедиктовичу такое изложение событий явно не понравилось. Он выдержал некоторую паузу, а потом сказал, обращаясь к Михаилу Ильичу:

— Стоило вам все-таки поработать с этим уголовником… С Лужёным, или как там его?.. Вряд ли у Витлицкого были проблемы с психикой, иначе в военное училище его бы не взяли; значит, решение свести