- И у тебя тоже?

- Да… с одной стороны эти женщины. Ингу бил муж. Величкину тоже бил муж… и Тихомирцеву…

- Тихареву?

- Да, её. Некоторые были беременны…

- Я звонил матушке. Консультировался. Она говорит, что у беременных часто увеличивается свертываемость крови. Образуются тромбы. Особенно, если и до того были проблемы со здоровьем. Укус гадюки тоже разрушает сосуды и провоцирует возникновение тромбов. А в случае, когда опасность и без того существует, образование тромбов почти неизбежно. С одной стороны… с другой…

- Не вяжется?

- Нет. Ладно… если от начала… Надежду никто не бил, это очевидно.

Ну да, Одинцов бы заметил, точнее вскрытие что-то да показало бы.

- Как и Ангелину, - продолжил Бекшеев.

А Одинцову я тоже позвонила. Нет, было желание переложить все на Бекшеева, но совесть не позволила. Да и… новости не те, которых Одинцов ждал.

И разочаровался он весьма. Я это разочарование прочла в долго тяжелой паузе, которая повисла в трубке. Но распоряжение дело открывать Одинцов дал, раз уж так оно выходит.

Да и от Каблукова не отступится. Раз в убийстве обвинить не вышло, другой способ опробует. И третий… он упертый, Одинцов. Но я заставляю себя вернуться к потерпевшим.

- Та девушка? Пелагея…

- Нет, её я бы пока не стал сбрасывать со счетов. Все же вскрытия не проводилось, а что она не попадала к целителям, это не значит, что её не били. Дальше. Различается социальное положение. Надежда и Ангелина – аристократки. Пусть Ангелина формально и утратила права на титул, но это ведь не только титул. Положение. Образование. Взгляд на многие вещи…

Ну да, понимаю, о чем речь.

- Слишком большая разница…

- Думаешь, два дела?

- Возможно, - Бекшеев мороженое ел аккуратно, впрочем, как и все-то остальное. Иногда это бесило несказанно. Но сейчас я просто смотрела.

Думала.

Ангелина и Надежда…

Надежда и Ангелина.

Эти двое связаны, что при жизни, что после смерти. А вот остальные? Хотя… тоже… через Людочку… могла ли она? Отчаявшись спасти несчастных просто взяла и убила?

Как-то оно…

Похоже на правду. Слишком.

- А целители умеют убивать?

- Умеют, - ответил Бекшеев. – Тоже на Людмилу думаешь?

- Нервная она… хотя не скрывала, что знакома с женщинами.

- Так а смысл? Все равно это знакомство вычислится на раз-два. Городок махонький… и убить она бы сумела. Убедить себя, что действует во благо, что лучше тихая смерть, чем такая жизнь… не мне тебе рассказывать, во что человек готов поверить.

Ну да. Пусть отдел наш существует недолго, но на людей мы насмотрелись. Всяких. Главное, что у большинства-то безумие их родное, не от ментального дара кривого, возникшее, но как-то само собою, словно изнутри.

И могла ли Людочка…

Милая и светлая.

Такая, которая сумела-таки развести подругу и Захара, в нее влюбленного. Готова душу заложить, что не случайно, что немало усилий к тому приложила. Из ревности?

Кого к кому?

И главное, как это вяжется с делами нынешними? Если вовсе вяжется.

- Значит… она убивала женщин из жалости. А Надежду зачем? – спрашиваю у Бекшеева и мороженко доедаю.

- Та могла узнать что-то, заподозрить.

- Сомневаюсь.

- Почему?

- Ну… - я ловлю правильную мысль. – У Надежды своих проблем хватало. С одной стороны собственные желания. С другой – Анатолий и его матушка, точно знающие, как Надежде правильно жить. С третьей – беременность не пойми от кого… куда там за другими наблюдать. Хотя… может, она планировала от ребенка избавиться?

- Ты у меня спрашиваешь? – удивился Бекшеев. – Мой дар тут не поможет.

- Нет… я в принципе… беременность как-то связывает Надежду с остальными.

Связь, конечно, кривая донельзя, но какая уж есть.

- Может… может, и остальные хотели? Смотри, Инга планировала уехать. У нее с отбытием муженька мозги на место встали. Или подружка помогла… в общем, она осознала, что надо бежать, пока жива. Но куда бегать беременной?

- Людмила ничего не говорила… к ней бы обратились. Должны были бы.

- Людмила довольно четко обозначила свою позицию, - возразила я. – И не стала бы помогать избавляться от ребенка. Не только из-за позиции… срок там, как поняла, был приличный. А целители, если и берутся, то лишь на ранних…

Бекшеев задумался.

- Тогда кто?

- Какая-нибудь местная бабка. Знахарка или около того… может, ведьма. Ну, окружающие должны были бы считать её ведьмой. Часто так бывает…

- И живет она обычно…

- На отшибе. Но для таких дел можно использовать и не свое жилье. Скажем, какую землянку обустроить или что-то вроде…

Потому как, прознай кто про дела подобные, и хату подпалят. Точнее… никогда не понимала, как оно работает, когда знают вроде бы все вокруг, но делают вид, что не знают. А вот стоит кому-то правило этого незнания нарушить, тут-то все, словно ото сна пробудившись, преисполняются праведным гневом.

В общем… сложно с людьми.

То ли дело собаки. Девочка выползла из-под стола и устроилась рядом, возложив зубастую голову мне на колени. Взгляд её был прикован к палочке, хвост чуть подергивался. В глазах читалась почти мольба. Не знаю, почему, но Девочка страстно любила палочки от мороженого. При том, что к самому мороженому была она совершенно равнодушна.

- На, - я отдала свою. – Только чур без щепок, а то выгонят…

- Если встречу назначали где-то на отшибе, в лесу, тогда понятно, почему они в лес шли, - Бекшеев протянул и свою палочку, которую взяли осторожно, всем видом показывая, что звери – существа донельзя вежливые и воспитанные едва ли не лучше меня. – К особому месту… и потом что?

- Понятия не имею. Надо порасспрашивать. У Людочки, у Захара… у Захара в принципе, может, сталкивался с чем похожим. У Людочки о том, не попадали ли к ней женщины, после… такого вот.

Почему-то некрасивое слово не хотело произноситься.

- Если это, конечно, все-таки не она.

- Вряд ли… - Бекшеев наклонился и потрепал Девочку по загривку. – Во-первых, Людмиле точно незачем прятаться в лесах. У нее целый госпиталь есть, в котором она хозяйка. А тащиться куда-то… да и не смогла бы она незаметно.

Соглашусь.

Частично.

Госпиталь в распоряжении, конечно, аргумент, да только не стала бы она марать свой