Боря знал, что Вова никуда не пойдёт.

— Не нужно, — сказал тот. — Только чтобы ты и вправду…

Вот до чего довёл его Глеб своим обменом!

— Даю слово! И ты знаешь, какая это редкая порода? Такого щенка и за пятьдесят рублей не купишь, а я его в придачу…

— Ну я просто не знаю, — засомневался Вова и вздохнул.

— У тебя никого нет дома? — быстро спросил Боря.

— Мама, но она сейчас уходит… А что?

— А то, что я скоро забегу к тебе… Ладно?

— Зачем? — Вова поглядел на него испуганными глазами в белых, поросёночьих ресницах. — Лучше в другой раз, я ведь не хочу…

— Да ты не бойся! Я только на минутку, — ласково сказал Боря и побежал к своему подъезду.

И тут он увидел, что к этому же подъезду с тросточкой-зонтиком идёт их соседка Александра Александровна — сухопарая, негнущаяся, как и её тросточка-зонтик, старушка в древней чёрной соломенной шляпке и чёрном пальто.

Она всегда ходила с книжкой в руке, была неслыханно вежливой со всеми и неслыханно прямой, придирчивой, и временами от всего этого Боря невыносимо страдал.

Всё ей не так! И дверью лифта нельзя слишком громко хлопнуть, и хохотать вечером у её двери — как будто дом был её собственностью, — и даже на балконе нельзя обильно поливать цветы — вода, видите ли, капает на её балкон…

Но главная неприятность произошла совсем недавно. Боря заметил на скамье у подъезда кем-то забытую книгу с синим обрезом, полистал её, но прочитать ничего не смог: она была на каком-то иностранном языке. Но зато бумага была великолепная — плотная, гладкая, белая. Боря не взял эту книгу, а только вырвал из середины двойной лист — какого голубя сделать можно! — а книгу оставил на скамье.

Прибежав домой, он тут же сделал голубя, пустил с балкона и бросился вниз, чтобы подобрать его. И увидел у подъезда Александру Александровну с голубем в одной руке и с книгой в другой.

Видно, книга была её — спохватилась и вышла за ней, а голубь, как нарочно, спикировал к её ногам…

— Твой? — спросила она.

Боря кивнул.

Язык у него отнялся. Откуда же знал он, что это была редкая, не переведённая у нас книга какого-то «бесподобного Анатоля Франса»! Ведь не по-русски же напечатана!

Ну и до мамы с отцом дошло… О-о-ох!

Александра Александровна жила под ними, и Боря старался не ездить с ней в лифте.

Увидев её, он прибавил шагу, почти побежал вперёд, нырнул в подъезд, вскочил в кабину лифта и нажал кнопку своего шестого этажа. Он ехал вверх, и щёки его горели как в лихорадке. Ура! Здорово он придумал про собачку!

Боря на миг представил, как поразится Глеб, когда он принесёт ему этот лайнер.

Боря выскочил из кабины и кинулся в квартиру. Уже в коридоре по ребячьим голосам понял, что к Костику опять нагрянули первоклассники. Боре это не очень нравилось: вечно у них толчея…

Он толкнул дверь. На полу ребята заводили ключом и пускали по жестяным рельсам разноцветные вагончики, и они резво, как мыши, бегали, проносились сквозь тоннели и стрелки, подлетали к вокзалу.

Боря сунул в карман трёхцветную ручку с запасными стержнями, взял мяч, вылетел из квартиры и поехал вниз.

Глава 7

Не поддаваться жалости!

Сразу бежать к Вове он не решился: его мама наверняка была ещё дома. Как при ней возьмёшь лайнер?

Боря побежал к Вовиному подъезду, вспрыгнул на деревянную оградку — она закачалась, затрещала — и опёрся о большой старый тополь, росший против Вовиных окон. Если забраться на толстый нижний сук, видно всё, что делается в их квартире, расположенной в цокольном этаже.

Боря схватился за сук, но тут, как назло, появилась тётя Феня — дворничиха в белом фартуке, с метлой в руках.

— Хочешь доломать заборчик? — Она замахнулась метлой.

Боря всегда боялся её, по сейчас, когда он дал клятву…

— Он крепкий ещё! — крикнул он. — И я на минуту.

Боря вскарабкался на сук и посмотрел в окна Вовиной квартиры — к одному из них была пристроена кормушка для птиц. Он увидел, как снуёт по комнатам синяя косынка Вовиной мамы, как Вова кормит рыбок в большом аквариуме, стоящем на окне: зелёные водоросли, тёмный гротик и золотые искорки рыбок… Скорей бы его мама уходила!

Наконец её мятущаяся косынка исчезла, и Вовина мама появилась в дверях подъезда с хозяйственной сумкой.

Боря слез с сука, поднял с земли мяч, подождал, пока Вовина мама исчезла за углом дома, ещё подождал минут пять — вдруг вернётся, вдруг забыла что-то дома? — и бросился в подъезд. Он ни разу не был у Вовы: звери и птицы мало волновали Борю, а к его брату, волшебнику, чьи руки творили такие чудеса, страшно было даже подойти, и Боря только издали смотрел на него с завистью и восхищением…

У Вовы, который открыл ему, в руке был пакетик с дафниями: он кормил рыбок. При виде Бори он чуть насупился.

— Ты зачем?

— Дай лист бумаги, — вежливо, подчёркнуто вежливо попросил Боря, потому что с этого дня он должен быть очень хитрым; вдобавок ко всему он широко улыбнулся, входя в комнату, хотя Вова не приглашал его войти.

И тотчас, только Боря вошёл, в нос ударил острый запах зверья, водорослей, земли и птичьего помёта. Под ноги ему, прихрамывая, с лаем покатился рыжий щенок, и Боря в панике вскочил на стул — ещё укусит!

— Не бойся, Лай добрый. — Вова взял щенка на руки и стал поглаживать его густую дворняжью шерсть.

Потом в Борю стрельнул со шкафа рябым пёрышком воробей.

— Тот самый? — спросил Боря.

— Ага.

И Боря вспомнил, как во время урока Вова, сидевший у окна, внезапно, как ненормальный, сорвался с места, чтобы отобрать у мальчишек воробья, которого они мучили на улице. И отобрал, и принёс — у воробья было перебито крыло. И Анна Дмитриевна, учительница арифметики, даже похвалила Вову.

Вдруг по полу, наискосок, сердито топая, что-то пробежало.

— Ой! — вскрикнул Боря.

— Ёжика не видел? — засмеялся Вова.

Боря крутил головой и оглядывался. Из клеток, подвешенных у окна, попискивали какие-то птички, в аквариуме, как трассирующие пули, носились красные и голубые рыбки, а рядом с ним, в террариуме,