– Нашел время шутить! – прошептал я и лишился чувств.

Глава 8

Я резко пришел в себя. В голове царил туман. Я неподвижно стоял на нелакированном деревянном полу в квартире того самого многоквартирного дома. В углу комнаты покоился великолепный персидский ковер с арабесками. Поверх него стоял резной черный столик в китайском стиле с бледно-зеленой керамической курильницей. Из узорчатых отверстий на крышке по комнате разливался ароматный дымок. Распахнутая стеклянная дверь вела на балкон с белым плиточным полом. За элегантной металлической оградой открывался вид на море, голубая гладь которого переливалась яркими бликами.

Я медленно пересек комнату и переобулся из тапочек в свою обувь, оставленную на полу прихожей. Нетвердой походкой, словно передвигаясь по облаку, я вышел в коридор. От линолеума исходил уже знакомый запах мастики. «Итак, из квартиры мы вышли. Что же мы видим?» – услышал я в голове голос Митараи. Спотыкаясь, я дошел до лифта и нажал кнопку «вниз». Стоя возле сциндапсуса, я вдруг увидел в правом конце коридора открытое окошко. «Да что со мной творится?!» – думал я сквозь подступающие к глазам слезы. Измождение, озноб – и при этом холодный пот по всему телу. Меня словно хватил солнечный удар. Я не мог сдвинуться с места, будто скованный сонным параличом.

Взгляд застыл на пейзаже за окном. «Но как же…» – пробормотал я совершенно не своим голосом.

Все как описывал Тота Мисаки. Мои глаза отчетливо видели то же, что и он. Какие-то чудеса. С Эносимы бесследно пропала башня. Остров был абсолютно пустым, словно я переместился в глубокую древность.

Меня одолевало легкое головокружение, казалось, будто у ног беспрестанно дуют крохотные вихри. К пелене в глазах, хаосу в голове и спутанному сознанию добавилась дрожь в ногах. Я никак не мог зайти в открывшиеся двери тесного лифта. Наконец, перемещая одну ногу за другой, я пробрался внутрь. Внутри стоял резкий сладковатый запах. Тоже как в записках Тоты. Неужели это тот самый запах из прошлого?

Я нажал кнопку закрытия дверей и цифру «1». Послышался звенящий механический звук, и моя машина времени начала погружаться на дно мира. Одна за другой вверху зажигались и гасли лампочки с цифрами, оповещая меня о местонахождении лифта. 5, 4, 3, 2… Тут раздался тяжелый грохот, как будто бы что-то столкнулось. А затем послышался пронзительный животный крик, напоминавший неистовый смех гиены. До лифта доносились странные голоса и шумы, какие стоят в коридоре психбольницы, и эхо словно из-под земли. Мне было не по себе.

С мелкой тряской кабина опустилась на первый этаж. Двери бодро распахнулись, и по ушам ударила какофония из грохота, звонкого смеха, криков и энергичных хлопков в ладоши.

В подавленном настроении я покинул лифт и пошел на безумные звуки. Здесь линолеум уже не пах мастикой. Подошвы странно шаркали – оказывается, пол был присыпан белым песком.

Дойдя до угла и заглянув направо в вестибюль, я пришел в ужас, увидев извивавшихся полуобнаженных мужчин. Частое дыхание, звуки от столкновения тел, капли пота, разлетающиеся вокруг, как белая пудра, громкий бурный хохот… На моих глазах разворачивался дурной сон.

В вестибюле расположилась площадка для сумо, на которой боролись полные мужчины в маваси поверх коротких бежевых штанов. Удушающий запах пота смешивался с ароматом благовоний и запахом дешевого масла для жарки.

На площадке сражались двое крупных мужчин. Окружавшие их толстые борцы в маваси, похоже, ждали своей очереди. Хлопая в ладоши, они громко топали ногами, хохотали до упаду и издавали странные, нечленораздельные крики. Прислушавшись с зажмуренными глазами, я понял, что они как заведенные извергают бессмысленные цепочки цифр.

В мою сторону они даже не смотрели. Однако когда я прошел за спинами полуголых мужчин вокруг площадки, все они разом уставились на меня. На мгновение крики и хлопки прекратились. От песка на полу раздавался хруст, словно я шел по пляжу. Один из мужчин повернулся в мою сторону и преувеличенно громко захохотал. В следующую секунду все остальные, вторя ему, оглушительно рассмеялись.

Исход поединка был решен. Один из бойцов с громким звуком свалился на песок, а второй, аккуратно перепрыгнув через него, хлопнул ладошами по стене. Вестибюль содрогнулся, раздался очередной взрыв смеха. Голова вновь закружилась от запаха пота и криков.

Прежде чем толкнуть стеклянную дверь, я мельком взглянул в окошечко комнатки консьержа. Створка с двухслойным стеклом была раскрыта настежь, однако консьержа внутри не было. Снаружи стены были испачканы чем-то черным. За створкой комнатку практически не было видно, но и она, похоже, совсем почернела изнутри. И окошко, и массивная стеклянная дверь в вестибюле были заляпаны белыми отпечатками рук, по линолеуму рассыпался песок. Все было невыносимо грязным. Надеясь, что на побережье обстановка получше, я выбежал из вестибюля. «Итак, из дома мы вышли. Что же мы видим?» – вновь заговорил в моей голове Митараи.

Автодорога перед домом была пустынной, словно кладбищенская тропа. Но в этом не было ничего удивительного – она вся покрылась выбоинами, сквозь разломы в ней пробивались сорняки. Апокалиптическая картина.

Осколки раздробленного асфальта лежали неровно. Транспорту по такой дороге было практически невозможно проехать. Потому на ней и не было ни одного автомобиля. Я побрел к середине дороги, превратившейся в кучу жалких обломков. Под моими шагами они раскачивались и со скрипом терлись друг о друга.

Без шума моторов отчетливо слышался плеск волн. Гулявший на море ветер приносил с собой приятный, едва уловимый фруктовый аромат. Тошнотворный коктейль из запахов пота и масла выветрился из ноздрей, и я облегченно сделал глубокий вдох.

Я оглянулся назад. Парковка на первом этаже превратилась в кладбище автомобилей. Крупные японские автомобили покрылись вмятинами, белой пылью и отпечатками рук. На стекла и фары налипла черная маслянистая грязь. Вряд ли получилось бы снова их завести.

Стены самого дома также почернели, на них появилось много граффити. Белая плитка отвалилась. Я медленно подошел к западной стене, на поврежденной поверхности которой начал разрастаться плющ. Территория справа и слева опустела: и мясной, и рыбный рестораны исчезли без следа.

Я медленно прошел вдоль западной стены. Дорога слегка уходила в гору. Позади дома раскинулся дремучий лес. В нос ударил резкий, удушливый запах травы. Все как в записках Тоты Мисаки. Разумеется, железной дороги не было. Землю испещряло множество невысоких холмиков, покрытых ползучими растениями. Я побрел по тропе, проглядывавшей сквозь заросли. Солнце нещадно припекало. Под ногами за мной следовала коротенькая очерченная тень. Достав носовой платок, я промокнул пот, стекавший по вискам.

Я шел, перебираясь через ухабы, и тут слева показалась шеренга хлипких дощатых лачуг. На их входных