— Я что-то не то сказала? — растерялась Фьорелла и чуть не заплакала, — Я не хотела ее обидеть.

Гаэтано выругался настолько богохульно, что фея посмотрела на него и спросила:

— Ты уверен, что тебе за это ничего не будет?

— Хрю! — ответил Гаэтано, — Я уже свинья. На сам Бог, ни его сын, ни все его святые не защитили меня, когда я был младенцем.

— Тебя прокляли до того, как ты был крещен, — сказал Фредерик.

— Не буквоедствуй, и без тебя тошно. Мог бы получше следить за своей дочерью.

— Кто-то сейчас в пятак получит.

— Ты меня еще на дуэль вызови. Предатель!

— Все договоренности в силе.

— Дополнительно я хочу голову этого парня, кто бы он ни был.

— Надеюсь, это не кто-то из вас? — Фредерик посмотрел на собравшихся мужчин.

Гаэтано тоже посмотрел в глаза каждому, но все с негодованием отвергли несправедливые подозрения.

— Тогда я не возражаю, чтобы ты оторвал ему голову, — сказал Фредерик, — Но я клянусь, что не знаю, кто это.

— Тот французский рыцарь, у которого Рафаэлла выменяла этот портрет? — предположил Гаэтано, — Ни один отец не может быть уверен, оставляя дочь наедине с французским рыцарем.

— Они встретились и разошлись в тот же день, — усомнился Фредерик, — Не знаю, насколько он тверд в морали, но Рафаэлла точно не разделяет нравы французского двора.

— Тогда твой русский друг?

— Нет, он человек слова. Он обещал отцу не ложиться с католичками.

— Да-а? Правда?

— Клянусь мечом святого Георгия.

— Фредерик, ты притворяешься, что не знаешь, что Рафаэлла — лютеранка?

— Она крещена в католичестве.

— Лютер тоже крещен в католичестве. Кого ты хочешь обмануть? Кому здесь Рафаэлла еще не говорила, что она лютеранка? — хряк обвел взглядом почтенное собрание.

— Мне, — ответила фея, — Если это важно, среди вас есть лютеране?

Больше никто в лютеране не вызвался.

— А почему?

— Давайте не будем отвлекаться, — сказал Фредерик, — У нас война на носу.

— Я хочу услышать ответ.

— Император — католик. И Старший — тоже. У нас уже лет двадцать вялотекущая война с лютеранами.

— Но воевать с Папой вам это не мешает.

— В христианском мире война это общественно приемлемый способ решения финансовых разногласий.

— Разве речь не о разных взглядах на отношения человека с Богом?

— Конечно, нет. Кто тут возьмется собственноручно сжечь еретика?

Дама и господа за столом брезгливо поморщились.

— Кому случалось убивать добрых католиков ради перенаправления финансовых потоков?

Все опустили глаза.

— У вас все не по-настоящему, кроме денег, — грустно сказала Фьорелла.

— И любви, — сказал Симон.

— У вас все не по-настоящему, кроме денег и любви, — исправилась фея.

В такой редакции никто не возразил.

— Вернемся к нашей войне, — сказал Фредерик, — Марта, ты уверена насчет Томаша?

— Да.

— Хотел бы я знать, чем ведьмы его подкупили. По кой черт мышам влезать в разборки из-за короны Меднобородого, еще и не на стороне действительно сильных претендентов? Что ведьмы могли предложить Томашу?

— Вот это, — Марта кивнула на лежавший на столе холст, — Томаш любит, чтобы задница круглая, а талия тонкая.

— Марта? — удивленно спросил Бонакорси.

— Нет! Он же мышь! Но ко мне он подкатывал.

— Хорошо, — сказал Фредерик, — Фьорелла, дракон должен охранять базу в Аугсбурге, пока Кармина не найдет, кем его заменить. Марта, мы с тобой едем в Прагу. Всем остальным — выдвинуться в Вену и ждать меня там. Наша наиболее вероятная цель — Краков. Не исключено, что придется проехать к северу или к востоку от Кракова. Готовьте самую теплую одежду, там сейчас будет суровая зима. Гаэтано — на твое усмотрение. Я виноват, ты вправе все бросить и с негодованием уйти.

— Я подумаю, — сказал Гаэтано.

— Олаф, собирай своих, сколько есть поблизости. Вена, Прага, Краков?

— Ближе Кракова никого.

— Хорошо. Отправляйся сейчас через Подземье, ждите нас в Кракове. Если не поедем через Краков, пришлю за вами гонца.

Ни дочь, ни жена не сказали Фредерику, с кем и когда Рафаэлла успела это сделать. Кармина намекнула только на причину. Да, страшновато потерять девственность с обращенным чудовищем. Фредерик в очередной раз выругался на тему, что пятнадцать лет назад не стоило влезать во все эти колдовские дела. Кармина заплакала. На этом обсуждение морального облика дочери закончилось, не успев начаться.

Гаэтано в тот же день отбыл из Аугсбурга через Подземье в неизвестном направлении.

Через два дня, шестого декабря, в Праге состоялся разговор с Его Высочеством Томашем Нехитишь.

— Нет никакой войны, — уверенно сказал Томаш, — Просто несчастная девушка заранее позаботилась об отступлении.

Слово за слово, Томаш рассказал о провалившихся выборах короля Подземья.

— Кассий та еще крыса, — сказал Фредерик, — Но какова наглость!

— Вполне по-крысьи, — сказал Томаш, — Убейте их всех.

— Чтобы на их место пришли вы?

— Мы добрые.

— И чуму вы не разносили?

— Нас заставили! Нам самим не нужна никакая чума.

— Я могу убить Кассия, но я не знаю, где живет крысиный король.

— Я знаю. Сказать? Дать карту? Проводника?

— Пока не надо. Мы разберемся с ведьмой, а потом сядем с Карминой и Мишелем и просчитаем последствия.

— Без души поступаешь. Ты же рыцарь, а