– Почему вы так ненавидите Петрополис, Владыко?

Лазуриил устало посмотрел на меня своими светло-синими глазами.

– Путь ненависти греховен. И ей нет места в моем сердце. Нет, я лишь сопротивляюсь ему, тысячеглавому Городу-зверю. Наш мир, Виктор, задуман как царство света. Царство правды. Царство радости… А этот город есть Темное царство, в котором гибнет все то хорошее, что было в нашем мире.

Владыко задумчиво посмотрел в потолок.

– Как бы тебе объяснить, чтобы ты понял. Знаешь, Виктор, как началась эпидемия в наших краях? Много лет назад, в Последнюю войну, здесь, как и везде, разрывались ракеты, несущие заряды Гнили. Плесневели поля и плесневели люди. Край опустел, но череда засух, посланная Господом, сумела исцелить эти места. К сожалению, не до конца.

В том году купец Толстобрюков порешил добывать торф. Он велел сыну собрать рабочих и начать разведывать болота. Шло время, рабочие уходили все глубже и глубже в непролазные топи. И вот в один из дней они обнаружили полусгнивший дом. Очень старый и неведомо кем построенный. Кем-то из людей двигал интерес, кто-то подумывал обыскать его и нажиться деньгами, кто-то просто решил, что можно переждать начавшийся дождь. Люди вошли под его крышу, и что бы они там ни нашли, но с болот они вернулись уже в бреду и жару. И хотя потом сожгли и тот дом, и трупы этих людей, но выпущенный мор уже нельзя было остановить.

И вот знаешь, Виктор… Петрополис мне напоминает тот самый дом. Чистые и светлые люди приезжают в него со всей империи, но проходит год-другой, и свет внутри них гаснет. Они гниют изнутри, пораженные ядом столицы, она меняет их, вырождает, и вскоре уже они сами заражают других людей, что приезжают в город. Город ест их, как голодный зверь, как плесень, он переваривает, он впитывает их, делая своей частью. А потом он, словно ядовитые споры, выпускает из себя перерожденных, изуродованных людей, чиновников и военных, фабрикантов и разночинцев, и эта гниль садится на мелкие городки, на села и деревни, садится, чтобы отравить их своим черным ядом.

– Но…

– Без но. Ты сам знаешь это. Ты вел расследования, и ты видел, что город делает с людьми. Как он уродует их.

– Клекотов был из Екатеринозаводска.

– Одного из промышленных центров империи. А кто превратил в него некогда мирное село, где люди видели чистое небо и сеяли золотое зерно? Кто? Люди из какого города? Ты думаешь, мерзавец, сатанаилов скотопес Клекотов с его прогнившим сыном могли бы сотворить такое, честно паши они землю и живи внутри крестьянской общины? Или мог бы унижать злодей Кошкин ближних своих и насиловать Рассветову, если бы его город не развратил? А ты, Виктор? Ты, не попади в Петрополис, кем бы стал? Священником пречистым. Души бы людей спасал. А не тела их, как сейчас… Город-зверь же и тебя съел, обратил в свою шестерню, и молотишь ты, как он тебе прикажет, зубцами кровавыми.

Я взглянул в глаза Владыки, но увидел в них только глубокую, неискоренимую печаль. За меня, за Рассветову, за замученных Клекотовым людей, за всех, кто погибает в столице.

– И что же делать тогда, Владыко?

– Молиться, Виктор, молиться и бороться за людей вокруг: не давать им погаснуть и обрасти духовной плесенью.

Владыко с болью смотрел на Оболоцк за окном. Над городом тонкими струйками вился фабричный дым.

01110

Я вернулся в свою келью, когда часы отбили десять. Немного почитал. Затем попытался заснуть. Увы, отвратительный ужин и множество впечатлений этого дня так и не дали сну подступить. Промучившись до начала первого часа, я раздраженно сбросил одеяло и, наскоро одевшись, вышел во двор. К моему удивлению, оказался я здесь не один.

– Виктор, вы не спите? – Маша с удивлением посмотрела на меня. В ее руках были ведра с грязной мыльной водой. Кажется, она только сейчас закончила порученную Лазуриилом уборку дома.

– Решил прогуляться.

– Прогуляться? Полночь же отбили, Сатанаил летает в небе. Плохое время для прогулок.

– Но так и вы, я вижу, не в келье.

Маша грустно усмехнулась, смотря вверх.

– А я что? Он своих не уносит. Вы зря там в госпитале за меня заступились. Алексеев верно ведь про меня сказал. Падшая я. Так все здесь говорят.

Ее плечи поникли. Руки беспомощно опустились. Я шагнул к ней. Она отступила.

– Не трогайте. Замараетесь.

Я только покачал головой и шагнул к ней снова, забирая из ее рук тяжелые ведра. Вылив их в помойную яму, мы пошли обратно к дому. Я нарушил молчание первым.

– Я не хочу, чтобы вы так к себе относились.

– Почему?

– Какая разница, кто и что о вас говорит? Не им вашу жизнь жить, не им вас и судить.

Сперва Маша посмотрела на меня недоверчиво. Затем по ее лицу на миг скользнула тень благодарной улыбки, но девушка тут же вновь стала серьезной.

– Не знаю, Виктор. Не знаю. Но… Спасибо, что вы за меня заступились. За меня никто и никогда не заступается здесь…

Я вздохнул. Мне стало искренне жаль эту задавленную монастырем и глухой провинцией девушку.

Вернувшись в дом, мы сели на кухне и еще немного поговорили. О Маше, обо мне, о нашем с Ариадной визите в город и о монастыре световеров. Наконец, мы пожелали друг друга хорошей ночи, а затем разошлись по своим кельям. Раздевшись, я быстро провалился в сон.

Морфей не принес сновидений, а потому до медного боя будильника, казалось, прошло ровно одно мгновение. Зевнув, я нехотя открыл глаза. Шесть утра. Самое время начать продуктивный день. Умывшись и выпив экстракта сибирского кофейного корня, я направился к Ариадне.

– Успела изучить лишь первый роман, Виктор. – Механизм поднялся с кресла. Чуть медленнее, чем обычно.

– Думал, ты читаешь быстрее.

Ариадна указала на книгу. Только сейчас я заметил сотни газетных кусочков самых разных форм, торчащих из страниц.

– Это все места, где вы, люди, поступаете нелогично. Квадратные закладки – ошибки поведенческого рефлекса, округлые – совершенные героем необъяснимые смысловые ошибки, по цепочке надуманных случайностей ухудшившие финал произведения, треугольные – ситуационные ошибки, приведшие к ухудшению текущего положения героя с точки зрения математической теории игр.

Не найдя что ответить, я лишь попросил Ариадну собираться, и она, со щелчком улыбнувшись своей победе над моими благими целями, поспешила за мной. Мы отправились в контору к Аиде.

Фабрика ядохимикатов