Илантьев пожал плечами: теперь он был вообще ни в чем не уверен.

— Наверно на Викторию Римскую, мне кажется, у нее вообще нет никакого интереса топить меня. Да и вроде бы Женя проверил ее на причастность.

Адвокат кивнул:

— Хорошо, это кое-что. Виктория Владимировна, кстати, просит с вами встречу. Она здесь, в здании. Я могу провести ее на пару минут.

Илантьев рассеянно потер небритый подбородок — щетина неприятно заскрипела под пальцами:

— Даже не знаю.

— Она очень просила о встрече. Я могу организовать.

Виктория замерла на входе, неловко переминаясь с ноги на ногу.

— Антон, я хотела сказать, что не верю… — она отвела взгляд, отчетливо поняв, насколько напрасно напросилась на встречу: Илантьев выглядел зло, рассеянно, ему явно был нужен кто-то другой, чтобы поддержать его.

— Спасибо, Виктория, я правда, тронут. Не ожидал даже, мы ведь с вами в сущности… чужие люди, — он осекся, заметив. Как покраснели уши Виктории, девушка ловко укрыла их волосами и отвернулась. — Но я рад, правда. Расскажите, как идет ваш проект, библионочь?

Он подошел к ней, встал за спиной. Руки, поднявшиеся было, чтобы лечь к ней на плечи, застыли в неловкости, а затем упали плетьми вдоль тела.

Виктория резко обернулась, в глазах, словно линзы крошки-феи, застыли слезы:

— Что вы… Вы еще об этом… Такие мелочи, — она всхлипнула.

— Я оставил моему секретарю указания, чтобы перевела вам еще немного денег, я помню, мы договаривались про цветы приглашенным авторам и памятные призы участника литературной лотереи. — Он не знал, что говорить и чувствовал неловкость. Библионочь оказалась спасительной, нейтральной темой, чтобы не отвечать на личные вопросы вроде банального «как ты?». Вот на него он не знал, как ответить, потому что не знал, как он. Но ему было очень тепло от того, что эта девушка пришла к нему сейчас, возможно, поддавшись порыву, жалости. Может быть. Она пожалеет об этом. И даже наверняка так и будет, но сейчас ему нужно было, чтобы к нему кто-то пришел. И даже — чтобы кто-то пожалел. Хотя жалость унизительна сама по себе. Но сейчас, когда он был так беспомощен и связан этими окрашенными синим стенами, жалость Виктории стала для него глотком воздуха. Минутой просветления, которая, наконец, позволила собраться.

Виктория прижала пальцы к губам, торопливо кивнула:

— Да, да, спасибо, деньги пришли сегодня.

— Когда решили проводить библионочь в итоге?

— Через неделю. В пятницу.

— Отлично. Я бы хотел присутствовать.

Виктория неожиданно бросилась к нему на шею, уткнулась в грудь. Илантьев растерянно огляделся, будто ожидая получить от кого-то помощи и разъяснения, не найдя — осторожно положил ладони на плечи девушки.

— Ну, же, Тори, не плачьте. Мы еще повоюем, честно. Я не собираюсь сдаваться, у меня классный адвокат, Жека, вы… И мне надо выручать сына.

Виктория на его груди всхлипнула еще громче и заревела в голос, бормоча:

— Вот, пришла вас поддержать. А сама разревелась, как маленькая…

Илантьев улыбнулся, огляделся с удивлением по сторонам, скользнул взглядом по синим стенам.

— Я не собираюсь сдаваться, — сказал твердо.

Тори отстранилась:

— Правда?

— Да. И у меня к вам просьба… У меня дома собака, Бунька. Он очень скучает, сейчас ни меня, ни Дэна нет. Не могли бы вы… пожить немного у нас.

Виктория отшатнулась:

— Что вы, это не удобно. Я буду приходить к нему, могу выгуливать… могу даже забрать его к себе.

Илантьев покачал головой, все еще не выпуская плечи Тори.

— Лабрадоры очень домашние собаки, он нас ждет дома и будет переживать еще больше, если вы его заберете. Пожалуйста, выполните эту небольшую просьбу.

Виктория незаметно кивнула, вытерла тыльной стороной ладони под носом, шумно вздохнув:

— Хорошо.

Глава 24. Виктория

Виктория стояла у престижного жилого комплекса и грела в ладонях ключи, полученные от Жени Маркова — тот дождался ее на парковке отделения полиции, отвез к дому Илантьева, спросил:

— Дальше сама управишься?

Виктория поняла — он не слишком одобряет решение Антона, а потом сообразила, что Евгений впервые обратился к ней на «ты», словно она свой человек, из своей команды. В горле застрял колючий комок, словно ощетинившийся ежик. Возможно, Антон хотел своей просьбой сказать что-то важное даже не ей, Виктории, а всем остальным.

— Да, — кивнула и опустила голову. — Я справлюсь. Женя…

Она застыла, не зная, что сказать. Посмотрела за окно — там расцветал сочный краснодарский вечер. Дневная жара спала, подарив городу долгожданную свежесть и прохладу, ветер лениво гонял вдоль дороги опавшие листья, то забрасывая их на еще зеленую траву, то словно заправский хулиган швыряя их на ухоженные клумбы. Желтые фонари на бархатно-синем небе горели уютно и ровно. Хотелось выбраться из машины и скорее пойти по тропинке в парк.

Виктория положила руку на ручку двери, перевела дыхание:

— Я знаю, вы не слишком мне доверяете, но я не желаю зла Антону… Я не какая-то хищница, я даже не рассчитываю, что наши отношения разовьются во что-то большее. Я ничего не делаю для этого. — Она посмотрела на мужчину, встретившись с его внимательным взглядом — развернувшись на водительском сиденье, Марков в упор наблюдал за ней. Виктория неторопливо отвела взгляд. — Я здесь, потому что посчитала свинством сделать вид, что ничего не произошло. Антон мне помог.

— Ну, помощь Антона была все-таки другой, и не в таких условиях, — он почесал над бровью и посмотрел на улицу через лобовое стекло. — Я с Антоном знаком лет десять-двенадцать, еще в Москве вместе работали. Он хороший мужик, надежный. И за это его любят женщины. Так что, уж простите меня за прямоту, в вашей искренности я почти не сомневаюсь.

Он снова перешел на «вы» — словно возвел между ними стену из льда — хрусткого и едва заметного, Тори с горечью усмехнулась.

— Я не сержусь…

Марков едва заметно кивнул, побарабанил по панели