— А в чём разница? — спросил Феликс и наконец-то поднял на неё глаза.

Говорить с ним было не о чем: ему было совершенно незнакомо чувство стыда, и это Даниэла отчётливо увидела в его взгляде.

— Ты хоть понимаешь, что это не смешно?

— Я не собирался смеяться. Просто стало интересно, как ты поведёшь себя в таких условиях.

— Кого ты тут обманываешь? — повысила голос Даниэла. — Ты издевался надо мной!

— Каким образом?

— Делал вид, будто ничего не знаешь! Изображал из себя такого оскорблённого, когда я тебе в любви призналась, обвинил меня в том, что я твоего лучшего друга обманываю!

Феликс подпёр щёку рукой и на некоторое время отвлёкся от работы. Он внимательно выслушивал Даниэлу, но совершенно не понимал, по какой причине она раздражена.

— Но ведь для тебя так всё и было, — ответил Феликс. — Не важно, что происходило на самом деле, важно лишь то, какие решения ты принимала в тех обстоятельствах, которые тебе были известны.

— Феликс, ты просто монстр, — сказала Даниэла, откинувшись на спинку стула.

— Только не говори мне, что не знала с кем связываешься.

— Прекрасно знала, — ответила она и взглянула на него исподлобья. — От такого человека, как ты, вообще ничего хорошего нельзя ожидать.

— Тогда в чём ты меня обвиняешь?

Возразить было нечего. Феликс никогда не скрывал своего отношения к жизни и другим людям, так что не существовало ни единой причины предъявлять ему претензии. И всё-таки Даниэла до последнего не хотела верить, что всё настолько запущено.

— Ни в чём, — сказала она, встав со стула. — Можешь радоваться, ты опять выставил меня дурой, которая не видит очевидных вещей.

— Я не ставил перед собой такой цели.

— Уже не важно. Наверное, мне пора смириться с тем, что мы с тобой слишком разные, и у нас ничего не выйдет.

— Откуда тебе это знать? — спросил Феликс. — Ты ещё даже не пробовала.

— Я больше не хочу пробовать, — категорично ответила Даниэла.

— Сколько раз за этот месяц я уже это слышал? — тихо сказал он сам себе и усмехнулся.

Почему-то именно это замечание прозвучало для неё особенно обидно. Ей показалось, что Феликс в принципе не верит в то, что она может куда-то деться, поэтому позволяет себе вести себя так, как он хочет. Как это обычно и бывало, буквально за доли секунды Даниэла нашла повод обидеться, а как только это произошло, она моментально взбесилась.

— Не знаю, сколько раз ты это уже слышал, но этот — последний! — заявила она и собиралась было уйти.

— Подожди, — окликнул её Феликс. — Забери.

Из-под разложенных на столе листов он вытащил белую тетрадку, которую Даниэла принесла ему полчаса назад, и протянул ей. Она автоматически взяла в руки журнал и уставилась на него, захлопав глазами. Сначала Даниэла не поняла, зачем он ей его отдаёт, но очень быстро сообразила и ощутила очередной прилив раздражения.

— То есть никакой проверки не было, да? — резко спросила она.

— Почему не было? — сказал в ответ Феликс, и на его губах снова появилась та самая хитрая усмешка, которую Даниэла в последнее время видела особенно часто. — Была, и, по-моему, она прошла весьма продуктивно.

— А, так это был очередной развод? Стало скучно, и ты решил потрепать мне нервы?

— Даниэла, ты так ничего и не поняла, — вздохнул Феликс.

— Что не поняла?

Уязвлённое самолюбие настаивало на том, что нужно развернуться и уйти, но Даниэла в очередной раз оказалась бессильна перед его внимательным и почти гипнотическим взглядом. Она ждала ответа, но вместо этого Феликс поднялся, подошёл к ней и обхватил за талию.

— Я решил таким образом пригласить тебя на свидание, — прошептал он ей на ухо. — Ты же не думала, что я буду так банален и потащу тебя куда-нибудь в парк?

От напоминания о том случае Даниэла опять ощутила чувство вины, но подколку не оценила.

— Да, — сказала она и раскинула руки. — Кабинет музыки гораздо лучше парка.

— Гораздо лучше, — подтвердил Феликс и прижал её к себе. — Особенно если запереть его на замок изнутри. У меня, кстати, ключ есть.

— С ума сошёл?! — воскликнула Даниэла и попыталась вырваться, но ей это не удалось.

— Нет, просто влюбился. Хотя, наверное, это одно и то же.

Сказал он это так серьёзно, что она на несколько мгновений забыла о том, что обиделась на него и вообще собиралась прекратить всё общение с ним. Феликс же пристально смотрел ей в глаза, а затем наклонился к ней, но Даниэла в последний момент отвернулась, и его губы уткнулись ей в щеку.

— Влюбился… — проговорила она. — Очередной твой эксперимент?

— Да, — честно ответил Феликс, не отстраняясь. — Но он вышел из-под контроля.

За окном уже темнело, и кабинет постепенно погружался в полумрак. Даниэла с лёгкой улыбкой наблюдала за тем, как падают некрупные хлопья снега и не торопилась ничего отвечать, чтобы ещё немного побыть в объятьях Феликса и ощутить его тёплое дыхание на своей щеке. Наконец, она приняла сосредоточенный и обиженный вид.

— Пусти меня, — сказала Даниэла.

Без лишних споров Феликс расцепил руки, и она посмотрела на него. В своей пока не такой уж и длинной жизни Даниэла не встречала более странного человека, но, может, именно поэтому не заметить его было невозможно. Почти все в школе знали его, но известность у него была своеобразная, как и он сам. Многие недолюбливали Феликса за его прямолинейность и отстранённость, но вступать с ним в противостояние побаивались, потому что неприятности, которые он мог устроить, того не стоили. Сам же он словно не замечал направленного на него внимания и нарочно избегал его, стараясь скрываться ото всех.

Казалось, что он специально делал всё, чтобы люди держались от него подальше, однако иногда находились особенно отчаянные личности, которых это не останавливало. Их в окружении Феликса было всего двое: Максим и Даниэла. Первый ещё много лет назад выбрал его на роль своего лучшего друга и воспринимал его поведение как проявление специфического чувства юмора, а вторая… У Даниэлы просто отсутствовал инстинкт самосохранения, поэтому она начала их знакомство с обвинений и угроз, чем сумела выделиться на фоне остальных. Более того, она не оставляла надежд однажды выиграть в их спорах, поэтому никак не могла успокоиться и продолжала доставать Феликса.

До этого момента Даниэла не осознавала одной важной вещи: попасть в его круг невероятно сложно, а выпасть из него уже нереально. Можно было сколько угодно на него обижаться, обвинять в грубости, но рано или поздно приходило понимание того, что он никого