— Понимаешь… Таисия… тут такое дело… из района письмо пришло — о создании специальных хранилищ для семенного фонда… обозначили деревни для этого — и наша попала в разнарядку…

Замолчал и быстро глянул на Таисию. Та спокойно подстегнула.

— Ну и?

Подгорный посмотрел в ее спокойное лицо и неожиданно для себя разозлился. Сложив перед собой сильные кулаки, раздраженно проворчал.

— Ну! Вот тебе и ну! В общем, дали нам месяц на подготовку помещения… а где его взять? За такой срок не построить… — и решительно, словно бросаясь в прорубь, закончил: — Короче — нам настоятельно рекомендовали забрать помещения церкви… хорошие деревянные здания… все равно у них сокращения.

Он поднял глаза на жену и испугался происшедшему изменению с ней — бледная Таисия сидела с прямой спиной, прижав ко рту и прикусив тыльную сторону кисти. Широко открытыми глазами смотрела на Подгорного. Тот сглотнул и неуверенно спросил:

— Тая! Ты чего?

Таисия опустила руку и, облизав пересохшие губы, тихо спросила:

— Ты же знаешь, Леша, что для нас значит эта церковь…

Подгорный молчал, крепко сжав челюсти и исподлобья глядя в сторону. После паузы, с болью в голосе произнес.

— А что я мог сделать, Тая? Распоряжение райкома… вынесли на Бюро — принято единогласно… завтра нужно решать с батюшкой…

Неожиданно Таисия стремительно вскочила, уронив на пол ложку. С громким звоном та покатилась по полу, заставив Леонида удивленно поднять голову. Под взглядами обоих мужчин она сделала несколько быстрых шагов по комнате. Затем остановилась перед мужем и требовательно проговорила, ловя его взгляд.

— Алексей! Ты должен что-то сделать! Нельзя допустить, что бы церковь закрыли! Не по-христиански это!

Подгорный вскочил, сжал кулаки, но наткнулся на сверкающий взгляд жены. Скривился как от удара и обессиленно рухнул на стул.

— Все уже решено, Тая… — закрыв руками лицо, пробормотал: — Бумаги подписаны…

Таисия беспомощно огляделась, глубоко вздохнула. Помолчала, сурово сжав губы и тяжело глядя на Подгорного. Затем порывисто схватила с полки платок, с кровати жакет. С вещами в руках остановилась около сидящего и глядящего на нее во все глаза Подгорного. Проговорила торопливо и жестко:

— Ты знаешь, Алексей Потапович, что для нас сделал отец Иов! Ты знаешь, что только Бог вернул нам сына! И ты спокойно позволяешь твориться такому непотребству! Это не только не по-христиански, Леша — это и не по-человечески! — накинув жакет двинулась к выходу.

Подгорный жалобно проговорил ей вслед:

— Ты… ты куда, Тая?

Она обернулась на пороге. Несколько раз открывала рот, подбирая слова.

— Я — в храм, Леша! Предупредить отца Иова о предательстве! — и вышла, сердито одернув занавеску.

Подгорный несколько секунд потрясенно смотрел ей вслед, слушая, как хлопнула входная дверь. Обернулся к стоящему со сжатыми кулаками, тяжело дышавшему и насупленному Леониду. Спросил беспомощно:

— Что же это, сынок? Как так? Какое предательство?

Леонид поиграл желваками, требовательно спросил, глядя прямо в глаза Подгорному.

— Скажи, отец… ты бы мог помешать этому решению?

Подгорный опешил. Не веря себе, внимательно посмотрел в жесткие глаза сына.

— То есть как помешать, Лёня? — неуверенно переспросил он. — Ты же сам комсомолец, и знаешь, что такое решение облисполкома…

— Ты — лично, ты, как председатель колхоза! — Леонид еще более увеличил напор, — ты мог бы не принимать этого решения?

Подгорный вскочил, уронив стул, упер кулаки в стол и заорал на сына.

— Ты, что не понимаешь? Это — решение облисполкома! — топил он в ярости свою вину. — Я только выполняю указания Партии!

Напрягая жилы на шее, Леонид закричал в ответ, подняв перед собой крепко сжатые кулаки.

— Ты знаешь, что для мамы эта церковь! И для многих людей в деревне! И я ведь не дурак, отец, — я знаю эту историю, вся деревня знает! Я еще раз спрашиваю, отец, — ты мог помешать этому?

Несколько секунд они стояли друг против друга, с ненавистью глядя в глаза. Подгорный, с обострившимся чувством вины, понимал — эта вспышка не простая прихоть, не мгновенный импульс. Слишком много было невысказанной энергии в этой теме. Не в силах терпеть злой огонек в глазах Леонида, он скрипнул зубами и тихо ответил, отведя взгляд:

— Мог…

Леонид шумно выдохнул и неожиданно спокойно, но с внутренней болью сказал:

— Вот это и есть предательство… отец!

Он схватил пиджак и быстро вышел из комнаты. Подгорный сгорбясь и обессиленно, свесив руки, постоял несколько мгновений. Затем сомнамбулически поднял стул и сел глядя прямо перед собой.

Глава 5

Матвей бездумно крутил в руках небольшую детскую игрушку — смешную расписную свистульку. Он взял ее из стоящего в глубине комнаты комода, заполненного разными безделушками. Проведя пальцем по прихотливо изогнутому тельцу керамической птички, серьезно спросил:

— А вы и вправду могли помешать?

Рука деда, наливающего чай дрогнула, и несколько капель пролилось на скатерть. Он сердито глянул на Матвея и нехотя ответил:

— Мог… были помещения… но политически и идеологически было важно забрать именно здание церкви — линия Партии была такая. Это же был шестьдесят четвертый год… После сталинского послабления, когда православная церковь помогла победить в Великой Отечественной, пришла пора Никиты Сергеевича, и религия вновь была признана вредной… по всей стране закрывали храмы под разными предлогами, да и сама церковь менялась — уходили старые проповедники, а новые были уже советские… так вот… — он горько усмехнулся, — не одна только наша деревня попала под жернова… и деваться мне, в общем-то, было некуда… хотя это не снимает мою вину… не знал я, что все так закончится…

Матвей осторожно и бережно поставил игрушку на полку, представив сколько детских ручонок прижимали ее к губам, выдувая переливчатые птичьи напевы. Он вернулся к столу и взял в руки налитую чашку. Пригубил горячий терпкий чай.

— А что это за история про церковь, которую все знают? — задумчиво спросил он молчащего деда.

Дед вздрогнул и панически посмотрел на Матвея. Матвей в очередной раз удивился — совсем простые вопросы вскрывают такие пласты памяти, что диву даешься. Дед пожевал губами и отчаянно махнул рукой.

— Ох… велика моя вина… но, видимо, так сложилось — не уйти мне от ответа… — Он посмотрел на Матвея и решительно продолжил: — Когда Леньке было пять лет, он попал под комбайн… играли шпанята в прятки, а тут пьяный комбайнер гнал машину в МТС, уснул за рулем… И как только малышня