Матвей перевел взгляд на деда — тот слегка порозовел и перевел дух. Он пожал плечами и продолжил сухим голосом, так же глядя в одну точку.

— Вот так все и произошло… твой отец проклял меня и ушел из дома, а мне, после следствия, дали пять лет тюрьмы за несоблюдение правил пожарной безопасности, связанных с гибелью людей… Никто так и не узнал, что там приключилось на самом деле, хотя поговаривали, что это — поджог… Но никто особенно и не стал разбираться… а мне было все равно. Отсидев, я попал в психушку… там тоже пятерик. Так и прошли десять лет… и еще десять… и еще… — он с кряхтением поднялся и подошел к красному углу. Неслышно, одними губами помолился, трижды перекрестился и, выпрямившись продолжил, не поворачивая головы, — прав был Петр Силантьич… не простил меня Бог… и люди не простили… вот — молюсь ежедневно, и людям страждущим, пытаюсь помочь… да только в сердце — пустота. Даже смерть меня не берет… пятьдесят лет уже ношу в сердце эту боль… устал…

Он повернулся к Матвею, долго смотрел на него и неожиданно грустно усмехнулся.

— Вот, Бог внука послал. Наверно пришло мое время. Тебе вот передал эту историю и на покой пора… Ибо для чего я столько лет живу, а, внучек?

Матвей не шевелясь сидел за столом, спрятав лицо в руки. Он поднял глаза и молча обвел взглядом комнату. Рассказ слишком потряс его — в душе звенела пустота, мысли путались.

Он одновременно и сочувствовал деду, и не мог простить его за то, что тот сделал. Матвей ни на секунду не сомневался в том, что поступи дед иначе, все сложилось бы другим путем. И жива была бы бабушка, и отцу не пришлось бы скрывать эту страшную тайну. Может, и его жизнь сложилась бы иначе, кто знает.

В ту же секунду его мучительно пронзила простая мысль — господи, а как его поступки воспринимает его сын? Маленький Антошка, как ему казалось всегда, еще глупый и несмышленый — он ведь тоже зависел от его решений и слов… И его жизнь в любой момент может пойти по любому руслу. Это понимание, очень больно и внезапно пробило брешь в его всегдашнем легкомысленном отношении к разваливающемуся браку. Он вдруг и сразу понял и начал принимать в своем сердце такое важное понятие как ответственность. И не только за себя, это-то было самое легкое, но и за окружающих его людей, людей, которые тебе доверяют.

Он остановил свой взгляд на нескольких фотографиях на стене — на них члены большой семьи. Поодиночке, парами и группами. И почти на каждой — его отец, молодой и веселый, дед Алексей Потапыч, гораздо моложе теперешнего возраста, какие-то женщины, дети и мужчины. На одной фотографии была изображена статная молодая женщина с перекинутой через плечо русой косой.

Он встал, подошел к стене и пристально присмотрелся к изображению. Сразу же и без подсказки понял — это его бабушка. К горлу подкатил комок. Он нежно провел пальцем по фотографии. Проговорил глухо, не поворачиваясь к деду.

— Знаешь, дед… я не хочу и не буду судить тебя… ты и сам себя уже осудил. Только все это неспроста… и моя жизнь — через пень колоду, и у отца то же самое — не все в порядке… и Бог не просто так меня сюда привел…

Он замолчал, глубоко задумавшись. Перед ним мелькнула вся его незатейливая жизнь — от момента, когда он начал себя помнить и до сегодняшнего дня. Матвей повернулся — притихшая Анастасия и дед зачарованно смотрели на него не произнеся ни слова. Посмотрел в глаза деда.

— Знаешь, мне кажется — та вина, которая на тебе, она и на весь наш род пала… Нужно сделать что-то такое, что избавит тебя от этого… а заодно и нас с отцом освободит от проклятия…

Он нахмурился, глядя на ожидающих продолжения его слов деда и Анастасию. В голове блеснула и начала расцветать какая-то заманчивая и многообещающая идея. Пожевав губу, задумчиво спросил:

— А та церковь… что с ней сейчас?

Дед пожал плечами, посмотрел на задумчивую Анастасию.

— А ничего там нет… сначала, после того пожара — пустырь был, потом пробовали какие-то постройки поставить, фундамент-то целый остался, только без толку… то пожар, то еще что… так и стоит участок, травой заросший…

Боясь спугнуть пришедшую мысль, Матвей почти не слушал деда. Пока еще призрачный, но уже начинающий формироваться план захватил его. Он поднял палец и значительно проговорил:

— Вот — все срослось! И деньги эти, и встречи все и мой путь сюда! Я знаю, что нужно делать! — он обвел всех торжествующим взглядом, — мы должны построить новую церковь на месте старой! Отдать долг всем погибшим! Вот!

Дед, открыв рот, смотрел на Матвея. Анастасия нахмурилась, явно просчитывая варианты. После паузы дед с сомнением в голосе произнес:

— Так как же это? Это же такой труд… деньги, материалы…

Анастасия вдруг встала и, сделав несколько шагов, подошла к Матвею. Посмотрела в его глаза и неожиданно трижды поцеловала его в обе щеки. Затем развернулась к удивленному деду и твердо произнесла:

— Его послал нам Бог! Это самое лучшее дело, которое мы можем сделать для людей… и еще при церкви приют нужен — для страждущих, веру в себя потерявших! А за деньги не беспокойся, Ляксей Потапыч! Преподобный Сергий Радонежский, тоже вон со скита начал… Бог дает замысел, даст сил и на его реализацию!

Матвей захлопал в ладоши, привлекая внимание, затем заговорщически подмигнул им и отошел к двери. Взял сумку и поставил ее на край стола. Грязная, покрытая пылью и надорванная в некоторых местах, она сейчас представляла жалкое зрелище. Тем не менее Матвей гордым и широким жестом указал на нее.

— Вот! — от того, что решение было принято, Матвея просто-таки распирало от удовольствия, — здесь деньги! Много денег!

Он медленно потянул за молнию, засунул обе руки внутрь и вытащил полную горсть денежных пачек. Дед и Анастасия оглушенно замерли. Матвей меж тем потряс деньгами и ссыпал их обратно в сумку. Пояснил:

— Хватит на все! Думаю, человек, из-за которого я здесь, и который пострадал из-за них, был бы не против такого применения! И знаете, еще что…

Он с видимым удовольствием широко развел руки, словно разом охватывая все вокруг.

— Я подумал, и понял — никуда я отсюда не поеду! Вся моя жизнь — череда суетливых кривляний, а здесь мой дом… — он подшел к деду