Так, в частности, было установлено, что волосы, в точности соответствовавшие длиной и цветом волосам Мэри Фэйхан, имела другая девушка, работавшая в «металлической комнате» — Магнолия Кеннеди (Magnolia Kennedy). Отсюда рождалось оправданное предположение о возможном происхождении найденных на рукоятке суппорта волосах отнюдь не из головы убитой, а от другой девушки, причём также постоянно бывавшей в том же помещении.

Магнолию можно было считать «старым» работником — она трудилась на карандашной фабрике уже 4 года. Её рабочее место находилось возле верстака Мэри по левую от него сторону. Свою заработную плату Магнолия Кеннеди получила около 18 часов в пятницу 25 апреля и в выходные дни на фабрике не появлялась. В понедельник 28 апреля она входила в помещение участка металлообработки и Барретт показывал ей светло-каштановые волосы на рукоятке суппорта своего станка. Интересно, что сама Магнолия Кеннеди не считала волосы, обнаруженные Барреттом, похожими на её собственные и соглашалась с тем, что они скорее соответствуют волосам Мэри Фэйхан.

Хелен Фергюсон (Helen Ferguson), лучшая подруга Мэри Фэйхан, проживавшая, кроме того, по соседству с нею, сообщила под присягой, что вечером 25 апреля пыталась получить заработную плату Мэри для передачи последней. В этом случае, Мэри не пришлось бы отправляться на фабрику в субботу. Лео Франк, однако, деньги выдать Хелен Фергюсон отказался и последней это показалось странным, поскольку ранее Хелен уже получала зарплату для Мэри. Фергюсон, работавшая на карандашной фабрике около 2-х лет, сообщила коронерскому жюри, что она никогда не замечала какого-либо особенного внимания Лео Франка в отношении подчиненных ему лиц женского пола. По словам Хелен, управляющий не знал её по имени и фамилии, хотя, разумеется, узнавал в лицо, также свидетельница была уверена в том, что и Мэри Фэйхан управляющий также вряд ли знал по имени. Никаких жалоб от Мэри на приставания или неподобающее поведение кого-либо из работников фабрики Хелен Фергюсон никогда не слышала.

Другой важный вопрос, занимавший членов коронерского жюри, был связан с возможным происхождением крови в помещениях 2-го этажа. Ряд свидетелей сообщили о возможном происхождении крови, никак не связанном с убийством Мэри Фэйхан. В частности вдова Эмили Карсон, та самая, которой Конли сказал, что полиция его «не возьмёт», сообщила под присягой о неоднократных случаях кровотечений у работниц карандашной фабрики. Свидетельница имела в виду как производственные травмы, так и менструальные кровотечения. В частности Карсон сказала: «Я видела [и ранее — прим. А. Ракитин] кровь в раздевалке вокруг шкафчиков и вокруг зеркала. Я видела, как девушки повреждали свои пальцы станками. Я встречала кровь как в раковине в уборной, так и на станках, которыми причинялись порезы пальцев. Когда-то в прошлом году я видела пятно [крови] размером с мою ладонь на четвёртом этаже подле мусорного бака. [Во всяком случае] мне это пятно показалось кровавым. Я видела пятна размером с мой палец, много разных пятен на четвёртом этаже. Я видела, как работницы раз или два ходили с поврежденными станками пальцами и заходили в уборную, там шли к умывальнику [чтобы промыть раны] после порезов пальцев»[20].

Имелись и другие свидетельства такого рода, был даже найден человек, правда, всего один — некий Джон Даффи (J. E. Duffy) — рассказавший о травмировании пальца и кровотечении из него. То, что всего 1 (!) рабочий из более чем сотни опрошенных признал факт кровотечения на рабочем месте, мало соответствовало рассказам о систематическом травмировании работников фабрики, но не заметить наличие такого свидетельства было бы неправильно. Помимо этого, менее чем за год до описываемых событий на фабрике получил смертельную травму головы рабочий по фамилии Герберт, поэтому было бы неправильно совсем уж не признавать существование производственного травматизма различной степени тяжести.

В этом месте сразу же следует оговориться, что изыскания коронерского следствия о происхождении крови в помещениях 2-го этажа, надлежит принимать с определенными оговорками. В Европе и в Российской империи в 1913 г. уже была известна и широко применялась в судебной медицине «реакция Чистовича-Уленгута», позволявшая устанавливать видовую принадлежность крови [человека, животного, птицы, рыбы]. Название этой реакции указывает на неоспоримый вклад русского судебного врача и учёного Фёдора Яковлевича Чистовича в создание этого способа анализа следов крови. Уже в 1901 году посредством «реакции Чистовича-Уленгута» было раскрыто убийство ребёнка, совершенное Людвигом Тессновым, и немецкий врач Пауль Уленгут, использовавший наработки Чистовича, как раз и помог доказать вину Тесснова. С той поры судебные врачи Старого света активно использовали эту замечательную методику. В Соединенных же Штатах данный способ исследования если и был известен, то только академическим учёным, в судебно-медицинской практике он использования не находил. Известно множество примеров того, как в первые полтора десятилетия XX века американские детективы запрашивали у врачей коронерской службы анализы с целью определения принадлежность крови на уликах и получали ответ, гласивший, что состояние современной науки не позволяет провести подобное исследование.

Если же говорить о реакциях, связанных с определением группы крови, то в описываемое время они оставались неизвестны просто в силу того, что само учение о группах крови находилось в зачаточном состоянии. Учёные к концу первого десятилетия XX-го столетия уже понимали, что кровь разных людей в силу неких причин может очень сильно различаться, но какие именно критерии являются определяющими для подобного деления, и на какие признаки надлежит обращать внимание для правильного выявления совмести крови, толком не понимал никто.

Поэтому следует ясно понимать, что все разговоры о крови в различных помещениях 2-го этажа карандашной фабрики имеют характер несколько абстрактный. Даже в том случае, если бы никто и никогда вообще не видел кровь в фабричных помещениях ранее, сие никак не доказывало связь найденных следов с убийством Мэри Фэйхан. Никаких строго научных данных, основываясь которых можно было бы аргументированно обосновать происхождение крови от убитой девочки, в распоряжении американских судебных медиков в то время не имелось.

В первый же день работы коронерского жюри был допрошен Ганнт, который, напомним, хорошо знал как саму убитую девочку, так и её семью. Свидетель — в тот момент ещё фигурировавший в статусе подозреваемого — заявил, что ему ничего неизвестно о жалобах Мэри на Лео Франка — ни о чём подобном он не слышал ни от самой девочки, ни от её матери. Чтобы внести ясность и более не возвращаться к этому вопросу, сразу уточним, что и мать Мэри также никогда не слышала от неё жалоб на неподобающее