Шрифт:
Закладка:
Кэтрин с какой-то меланхоличной решимостью захлопнула чемоданы. Теперь все было готово. Оставалось только позвонить в офис, дать указания портье и молча удалиться. В спальне было очень спокойно и необычайно тихо. Из соседнего номера доносились приглушенные звуки радио – исполняли знакомую, но до призрачности далекую песню. Кэтрин инстинктивно прислушалась, затем болезненно содрогнулась от воспоминания. Под эту музыку они с Мэдденом танцевали на «Пиндарике». Глупые слова и сентиментальная мелодия. Однако на глаза Кэтрин навернулись жгучие слезы. Она смахнула их. Мужество! Теперь ей оставалось только это. И все же мелодия не отпускала ее, играла на струнах ее сердца с навязчивой, отчаянной настойчивостью.
Кэтрин надела шляпу, накинула пальто. Окинула последним взглядом спальню и попыталась освободиться от наваждения. В руках и ногах ощущалась какая-то тяжесть, но голова была легкой. Она вошла в гостиную. И там, прямо в дверном проеме, стоял Мэдден.
Она замерла, как и ее сердце, которое спустя секунду затрепетало и сильно забилось. Его появление было таким неожиданным, таким болезненным и пугающим, что она восприняла это как обман зрения, как какую-то дикую фантасмагорию. Но это был он. И, твердый и собранный, из-за чего ее собственное волнение казалось жалким и нелепым, он шагнул к ней.
– Я не мог отпустить вас, не попрощавшись, – сказал он спокойно и дружелюбно.
Так вот оно что! Он пришел всего лишь попрощаться. Бешеный пульс Кэтрин успокоился, и на нее нашло какое-то неестественное оцепенение.
– В конце концов, – продолжил он более непринужденно, – мы давным-давно договорились, что должны быть друзьями. А теперь надо и расстаться хорошими друзьями.
Лицо Кэтрин было напряженным и бледным. От нее требовался какой-то ответ.
– Да, мы должны расстаться друзьями, – выдавила она.
– Вот именно. – Он с необычной живостью оглядел комнату и спросил: – А где Аптон?
– Уже на пароходе, – машинально ответила она.
– Ах! Какая жалость! Я и с ним хотел попрощаться.
Отвернувшись, все еще глядя в пол, она слегка покраснела. Его агрессивная жизнерадостность, какой прежде она в нем не замечала, поразила ее. В замешательстве ей пришлось призвать на помощь все свое достоинство.
– Я передам ему ваши слова, – тихо сказала она.
– Спасибо, Кэтрин.
Он помолчал, оживленно потирая руки, как мальчик рождественским утром:
– Ему повезло, что он с вами возвращается.
– Я рада, что вы так думаете.
Ей с трудом удавалось произносить слова так же беззаботно, как это получалось у него. Наступила гулкая тишина. Кэтрин чувствовала, что если не прекратит этот мучительный диалог, то умрет. Она молча подняла голову и заставила себя посмотреть на него.
– Я ухожу, – объявила она. – Думаю, что нам больше нечего сказать друг другу.
– Пожалуй! – встрепенулся он. – Только вот это осталось.
Небрежно сидя на краю стола, он, не выказывая никаких эмоций, извлек из наружного кармана пальто бумажный сверток.
– Я хотел не только попрощаться, но и подарить вам кое-что на память.
Она страдальчески посмотрела на него раненым взглядом, пойманная в ловушку собственных догадок. Машинально взяла протянутый ей маленький сверток. Непослушными пальцами развязала наконец бечевку, и обертка упала на стол. И тут Кэтрин почувствовала головокружение. Ничего не понимая, она рассматривала знакомый зеленый футляр. Открыла его – и не удержалась от вскрика. Внутри покоилась миниатюра Гольбейна.
– Вы! – выдохнула она наконец. – Это вы купили!
– Почему бы и нет? – беззаботно ответил он. – Это одна из тех мелочей, которые я вполне могу себе позволить.
Слов у нее не было. Оцепенев, как от яркой вспышки, она поняла, что это его поступок спас ее от катастрофы. Узнав о гибели Брандта, он немедленно начал действовать – через Эшера. Но как? Сбитая с толку, она пыталась нащупать связь между этим фактом и всеми ее предыдущими предположениями и не могла с этим справиться. Она дрожала, едва сдерживая слезы.
Он покачал головой:
– Вы не за того меня принимали, не так ли, Кэтрин? И в Лондоне, и в далеком Вермонте. Я далеко не беден. Я богат, настолько богат, что у меня нет нужды выглядеть таковым. У меня не какая-то там маленькая компания. С нее я начинал, но, думаю, за последние десять лет я весьма преуспел. Перед отплытием в Европу я осуществил последнее слияние. А теперь, если вам это интересно, Кэтрин, я президент «Интернэшнл адгезивс».
Кэтрин ошеломленно посмотрела на него. Упомянутое им название добило ее. Это была гигантская корпорация, оплот стабильности и славы. Ее реклама пестрела повсюду – от побережья до побережья. Корпорация изготавливала все клейкое – от липкой ленты до лейкопластыря. Ее облигации и льготные акции высоко котировались на Уолл-стрит и Лондонской бирже. Кэтрин смутно припомнила фотографии гигантского завода в каком-то журнале – акры фабричных зданий, литейные цеха, кожевенные мастерские, магазины и упаковочные линии, столовые, комнаты отдыха для сотрудников, игровые площадки, тренажерный зал и плавательный бассейн. И он, Мэдден, которого она считала человеком небогатым, был главой этой мощной корпорации, единственным ее владельцем. Это было уже слишком для осознания и без того подавленной Кэтрин.
– Я должна идти, – прошептала она. – Чарли ждет.
Ничего не видя перед собой, она положила миниатюру на стол и с опущенной головой направилась к двери.
Но он быстро шагнул вперед, заступив ей дорогу. Теперь перед ней был совершенно другой Мэдден. Вся его прежняя неуместная живость исчезла, а явная непоследовательность оказалась всего лишь маской. Лицо его осветилось огромной нежностью.
– Аптон не ждет, – твердо сказал он. – Он летит во Флориду ночным самолетом. Но он точно забронировал два места на судне. Для вас, Кэтрин. И для меня.
– Крис! – с тихой мукой воскликнула она.
Пристально глядя ей в глаза, он медленно произнес:
– Неужели вы думали, что я действительно отпущу вас? После того, как Нэнси сделала все, чтобы мы были вместе?
Она в недоумении посмотрела на него:
– Я не понимаю.
– Послушайте, Кэтрин, – продолжал он еще медленнее. – Нэнси знала, что мы любим друг друга. Она обнаружила это незадолго до премьеры. И сразу вдруг повзрослела, открыв истинную глубину своей натуры. Она сделала то, что считала лучшим, и так, как считала лучшим.
В мгновение ока Кэтрин все стало ясно.
– Нэнси, – прошептала она.
Он кивнул:
– Это Бертрам меня