class="p1">Нэнси молчала. Она ясно видела, что это критический момент, которого она ожидала, к которому она и в самом деле намеренно шла. Но не было ничего, абсолютно ничего, что могло бы заставить ее сейчас отказаться от задуманного.

– Мы ошиблись, Крис, – медленно произнесла она. – Давай посмотрим правде в глаза. Ты всегда будешь против того, что я выступаю на сцене.

– Наверное, ты права, – воскликнул он с горечью. – Я хотел, чтобы в моем доме была жена, чтобы…

– Не говори больше ничего, – перебила его Нэнси. – Не хочу это слышать. Да и все равно толку от слов никакого.

С трудом она заставила себя остановиться. Затем резко встала и повернулась к нему спиной, вминая кончик сигареты в пепельницу.

Вконец разочарованный, терзаемый душевными муками, он с посеревшим лицом смотрел на нее. Он все еще любил ее или, по крайней мере, считал, что любит. Она была ему дорога. Мэдден долго молчал. Затем, вспомнив об обещании, данном Кэтрин, он отбросил свои личные мотивы и еще раз попытался преодолеть разверзшуюся пропасть.

– Послушай, Нэнси, – собравшись с силами, заметил он. – Неужели мы действительно все потеряли? Разве мы ничего не можем исправить?

В ответ она даже не шевельнулась.

– Бесполезно, Крис, – сказала она наконец. – Мы долго к этому шли. У нас с тобой разные пути. Мы можем любить друг друга, но от этого абсолютно ничего не изменится. Нам осталось лишь забыть друг друга. У меня нет к тебе никаких недобрых чувств. Но между нами все кончено раз и навсегда.

Больше сказать было нечего. Пять минут спустя он вышел из номера и направился в сторону своего отеля. Он шел как во сне, разрываемый двумя взаимоисключающими чувствами. Как ни странно, никакого освобождения он не испытывал. Но сквозь тяжкое бремя разочарования проступало мрачное осознание того, что он каким-то образом не выполнил своего обещания, своего обязательства перед Кэтрин. В своем теперешнем состоянии он не мог думать о будущем. Что касается Нэнси, то она сидела в спальне с побледневшими губами, пытаясь унять слезы. Но Мэдден этого не знал.

Глава 21

Когда в половине шестого Кэтрин вернулась в номер, она сразу почувствовала, что тут что-то произошло. Нэнси, полностью одетая, видимо, выходила, как обещала, на обед с Бертрамом. Но хотя выражение ее лица было вполне обычным, интуиция не обманула Кэтрин, заподозрившую какой-то разлад. Однако сначала она позвонила, чтобы принесли чай, и только после того, как все было доставлено, повернулась к Нэнси и, полная заботы и внимания, спросила:

– Ну, рассказывай. Что, контракт сорвался?

Нэнси взяла сигарету и внимательно ее изучила.

– Нет, с контрактом все в порядке.

– Тогда что? – спросила Кэтрин.

Последовала пауза. Опираясь на локоть, Нэнси зажгла сигарету и пристроила ее в уголке рта.

– Выражаясь киноязыком, дорогая, – продекламировала она, – я совершила величайшее жертвоприношение в моей распрекрасной юной жизни.

– Жертвоприношение! – озадаченно повторила Кэтрин. – Ради чего?

Еще одна пауза. Затем Нэнси четко произнесла:

– Ради моей карьеры.

Кэтрин поставила чашку и, нахмурившись, строго посмотрела на Нэнси:

– Может, объяснишь мне, что конкретно ты имеешь в виду?

Не выдержав ее недоуменного взгляда, Нэнси незаметно отвела глаза.

– Я бросила Криса, – коротко ответила она, – навсегда.

Ошеломленное молчание. Дрожь пробежала по телу Кэтрин, и на лице ее отразился страх. Но вслед за этой эмоцией накатило невыносимое чувство, в котором слились воедино тревога, ярость, жалость и откровенное негодование. Кэтрин действительно была потрясена до глубины души.

– Нэнси! – воскликнула она. – Перестань актерствовать и скажи мне, что ты натворила.

Нэнси не сводила глаз с тлеющего кончика своей сигареты.

– Напрасно ты волнуешься. Теперь все кончено. Получилось так, что либо Крис, либо моя карьера. Мне пришлось выбирать, и, конечно, я бы не смогла, я бы никогда в жизни не смогла отказаться от своей карьеры.

– Но ты всегда настаивала на том, что у тебя может быть и Крис, и карьера, – возразила Кэтрин.

– Теперь не так, – ответила Нэнси. – После вчерашнего вечера.

В дальнейших объяснениях не было нужды. Кэтрин представилось, что она видит всю ситуацию целиком и полностью. Немедленно внутри у нее поднялся яростный протест. Подавшись вперед, она быстро сказала совсем другим тоном:

– Ты не можешь так поступить, Нэнси. Ты просто сбита с толку; видимо, ты немного не в себе из-за твоего успеха и лестных отзывов. Но ты не можешь вот так выбросить свое счастье.

– Кто говорит, что я его выбрасываю? – спокойно ответила Нэнси.

– Я говорю, – искренне ответила Кэтрин. – И я знаю, что говорю.

Нэнси посмотрела на Кэтрин, ее лицо странно застыло.

– Ты не знаешь. Ты не можешь знать. Я тот человек, кто должен сделать выбор. Невозможно сочетать замужество и искусство. Это уже пробовали тысячу раз, и до сих пор ни у кого не получалось. О, я помню, что говорила раньше. Нет смысла снова повторять. Я уже обсудила это с Крисом. И все же я пойду с тобой чуть дальше, Кэтрин. Этот большой успех все меняет. Все открылось для меня – замечательная карьера, успех.

Ее голос стал тихим и странно мечтательным:

– Когда-нибудь я стану великой актрисой, действительно великой.

– Не будь слишком самонадеянной, – категорично заявила Кэтрин. – После своего первого успеха многие говорили то же самое.

– Я буду другой, – мечтательно ответила Нэнси. – Я буду продолжать как начала. Подожди, ты еще увидишь, как я играю Офелию.

Кэтрин вспомнила, что пророчил Нэнси Иззард, и ее охватило чувство неотвратимости происходящего. Но она подавила это чувство и сказала быстро, умоляюще:

– И даже если ты добьешься успеха, к чему все это приведет в конце концов? Ты будешь счастлива? Успех не означает счастья. Часто он значит меньше чем ничего. О, я знаю, для тебя это звучит абсурдно, Нэнси, но это правда, самая ужасная правда. Я старше тебя, моя дорогая, и я кое-что знаю о жизни. У меня был свой собственный опыт.

Ты говоришь о своей карьере, – в пылу убежденности продолжала она. – Что ж, и у меня была карьера, ради нее я шла на любые жертвы, отказывалась от всего, что мешало ей. И поверь мне, она… о, она того не стоит. Если бы я начала все сначала, я бы и пальцем не пошевелила ради успеха и всей этой карьерной чепухи. Всей этой славе и популярности я предпочла бы собственный домик где угодно, хоть в самом бедном пригороде, и детей, и кого-то, кто будет любить меня в старости, – сокрушенно заключила Кэтрин.

Но лицо Нэнси оставалось невозмутимым, чуть высокомерным, даже пренебрежительным.

– Это ты так считаешь, Кэтрин, – сказала она