Он не успел договорить – иллюзия рассеялась. Сквозь очертания мостов и одноэтажных домиков резко проступили многоэтажки. Вода сменилась асфальтом, и мы оказались у моего дома. Точнее, оказалась я, а Лестер исчез. Только черное перышко, мазнувшее меня на прощание по щеке, напоминало о нашем разговоре.

Вокруг разливался теплый летний вечер, окутывая духотой и влажным воздухом. Пакет с обновками и заветной бутылочкой болтался на сгибе локтя, в кармане надрывался телефон. С третьей попытки я выудила его из кармана. Мама.

– Да, мам, – ответила я, радуясь, что голос все еще со мной.

Я успела разглядеть время на крошечном экранчике – девять вечера. Антон будет через полчаса.

– Вера, сколько можно матери не отвечать? Ты не успела приехать, уже вся в разъездах!

– Извини, – ответила я, рассматривая босоножки. – Я уже у подъезда. Захожу.

– Ужин остывает!

– Иду.

Я медленно поднялась по ступеням, думая о том, что ничего в моей жизни, по большому счету, не изменилось. Только теперь у меня был еще один волшебный мир, куда я могла сбежать.

Вера, 17 лет

Сразу после окончания школы я уехала к деду на дачу. Дед целыми днями пропадал в огороде, а я была предоставлена сама себе. С местными почти не общалась. Да их и оставалось с каждым годом все меньше: из деревни многие перебирались в город. На даче я читала, спрятавшись от летней жары в кирпичный домик, и много гуляла по лесу, стараясь в каждом облачке и каждой проталине увидеть знак для продолжения зарождающейся истории.

Фотография плечистого молодого парня в рубахе и расстегнутой жилетке лежала в кармане джинсов. Кем он был? Крестьянином? Незаконнорожденным сыном известного человека? Конюхом? На обратной стороне фотографии была выведена заковыристая «Э.» – и все. Я столько раз вытаскивала ее, чтобы в очередной раз взглянуть на затененный профиль, что та вконец истрепалась. В этих прогулках я придумала загадочному парню имя – в честь Эдгара По – и целое жизнеописание: нелюбимый сын барина, мать умерла в родах, отец винил сына в смерти любимой жены. Мальчик рос одиноким, нелюдимым и совсем не умел выражать эмоции.

Тогда же я познакомилась с Костей. Это был молодой поэт, покинувший город после ссоры с матерью. Ему хватило экстравагантности поселиться в местной часовне, спать до полудня, а ночами, вдохновляясь видом безлюдного кладбища, писать стихи. Он никому их не показывал, Интернета, как, собственно, и компьютера, у него в часовне не было. Он собирался вернуться домой к осени и опубликовать целый сборник – уже второй, между прочим. Мы быстро нашли общий язык. Костя окончил филологический факультет и издавался мелкими тиражами в одном средней руки издательстве. У него даже была презентация книги. Я восхищалась им за талант, он мной – за бесстрашие. Так и говорил: «Тебе, Вера, лишь бы залезть куда-то, а разбираешься ты всегда по ходу дела…» Лазили мы действительно повсюду: в подвал под старым склепом на кладбище, в заброшенные дома соседней деревни и даже в никому не нужные сараи.

Однажды мы забрели в непролазный бурелом – деревьев нет, зато трава и крапива такая высокая, что можно потеряться, отойдя всего на два метра. Костя уговаривал меня повернуть назад, но я упрямо шла вперед, игнорируя колючки, нещадно ранящие щиколотки даже сквозь плотные джинсы. Скоро под ногами обнаружилась неприметная тропинка. Мы вышли к заброшенной усадьбе, и вдруг меня осенило – именно здесь сто с лишним лет назад жил Эдгар.

Глава 15

Я тихо открыла дверь и оказалась в темном коридоре. Стараясь не шуршать пакетами, протиснулась к тумбочке под зеркалом и неслышно пристроила на нее ключи. Сколько раз я на автомате выполняла эти простые действия – скинуть рюкзак, пройти к зеркалу, бросить ключи на тумбочку, не поднимая глаз на свое отражение. Из головы не выходила последняя фраза Лестера.

– Я тебе сколько раз звонила! – заявила мама вместо приветствия, выплывая из комнаты и кутаясь в домашний халат.

За ней, лениво переставляя лапы, показался Наум. Мамино общество явно пошло ему на пользу: облезлый хвост распушился, бока округлились.

– Привет.

– Занята сильно. Говорить не может. С друзьями небось можешь… Все холодное уже. Три раза подогревала. – Мама прислонилась к стене и стала наблюдать за мной. – На телефон не отвечаешь. Я уже думать начала всякое. Хорошо, с участковым поговорила, он меня успокоил. Столько людей пропадает сейчас. У нас знаешь, какой район опасный стал. Не то что ваша Америка.

– Угу. – Я наклонилась расстегнуть ремешок на босоножке и заодно проверить, подойдет ли Наум гладиться. – Что? Участковый?

– Помнишь, приходил с тобой мужчина такой высокий. Я записала его имя. – Мама выудила из кармана аккуратно сложенную бумажку. – Вот. Никифоров Петр Сергеевич.

Я выпрямилась.

– Что он сказал?

– Спрашивал про Сережу. Такой воспитанный…

– Сережа?

– Да нет же! Участковый. Все только по делу спрашивает. Ой, у тебя новая прическа. Покажись! – Мама подошла ко мне, щурясь в свете лампы.

Я провела по волосам ладонью. Зачем Антону понадобился Лестер?

Наум все-таки вальяжно приблизился, и я почесала его за ухом.

– Хорошо, что участковый тебе понравился. Он как раз собирался заехать. Мне нужно ему кое-что отдать.

– Вот сразу видно, человеку не все равно! – важно заявила мама. – Он же наверняка работает круглые сутки.

Он вообще почти не работает.

– Он выкроил минутку, – следя, чтобы голос звучал ровно, сказала я и, пока не возникло новых вопросов, юркнула в свою комнату. На мгновение я провалилась в темноту – окна зашторены, свет выключен. Блаженство.

– Давай скорее руки мой! Поешь, пока он не приехал, – донеслось из-за двери.

Я нащупала склянку с выпуклыми стенками. Передам и все. А завтра к Фросе.

Какой же длинный день…

– Сейчас иду.

Я постояла еще несколько мгновений в темноте. После бесконечного дня до смерти хотелось в душ. Успею?

Я быстро стянула джинсы и футболку и завернулась в розовый банный халат времен пятого класса. Придется успеть – Антону я в таком виде точно не покажусь.

Вода в душе была ледяная – оказалось, именно на этой неделе отключили горячую. «Вот тебе и реальность», – скептически произнес в голове голос, подозрительно напоминающий голос Лестера.

Это был самый быстрый душ в моей жизни. Я выскочила из ванной, чувствуя себя еще более уставшей, чем была. Быстро прошла на кухню и устроилась за столом, выжимая намокшие кончики волос.

– Ешь. – Мама