И теперь она прячется за капотом «Короллы», заслоняясь ее двигателем. А больше половины магазина уже израсходовано.

«Проклятье».

Ей хотелось врезать кулаком по бетонному покрытию.

– Тупая сука, – из кабины грузовика послышался легкий смешок. – Наверное, это первая в ее жизни перестрелка…

Кто бы ни был этот человек, она испытывала к нему отвращение и ненависть. И еще она презирала себя за то, что поддалась давлению. За то, что зря потратила ценные боеприпасы. За то, что сделала все так, как они предполагали, за то, что показала себя испуганным профаном, как они и считали. Но она была лучше, должна быть лучше.

Она покраснела от грустной мысли: «Что подумала бы Кэмбри?»

И ответила сама себе: «Она посоветовала бы мне быть жестче. Быть умнее и хитрее. Она сказала бы: сопротивляйся изо всех сил, Крысиная Морда».

Еще один выстрел из винтовки, пуля с грохотом вошла в блок цилиндров «Тойоты». Лена дернулась за капотом и боковым зрением заметила движение – Райсевик переместился в другое место. Теперь он стоял перед своим черным «Доджем», слева от нее. Ничем не защищенный, на открытом месте, словно контуженный солдат. Она прекрасно его видела. И на какое-то мгновение они встретились глазами. Это не укладывалось в голове.

На его лице отсутствовали эмоции. Никакой спешки. Просто спокойствие, хотя и немного окрашенное отчаянием, как и когда он просил ее уйти. По ощущениям это было так давно. Странно – это чем-то напоминало стокгольмский синдром, но при виде капрала Райсевика Лена на самом деле испытала небольшое облегчение. Может, все дело в том, что он представлял меньшую опасность в наручниках и без оружия, но Лена почти обрадовалась при его виде, словно приветствовала старого друга.

Затем Райсевик поднял обе руки, скованные наручниками, и мгновенно она узнала маленькую вещь, которую он в них держал. Компактный револьвер. Его глаза смотрели холодно, так ничего и не выражая.

«О, как же это он…» – успела она подумать.

Оружие рявкнуло, и боковое зеркало «Тойоты» разлетелось на части, осыпав Лену кусочками стекла и пластика. Она снова легкая мишень. Лена рухнула на живот, выставила пистолет на Райсевика, сжала его так, что побелели костяшки пальцев, и сделала два выстрела в ответ. Она даже не смотрела в прицел, а действовала рефлекторно.

На лобовом стекле «Доджа» появились трещины в форме морской звезды, справа от Райсевика. Он нырнул за машину. Скрылся из вида.

Он вернется.

«Теперь у меня осталось пять выстрелов».

Она на корточках передвигалась вдоль машины, а встревоженный голос в ее голове говорил: «Это нехорошо».

Она жалась к машине, с одной стороны ее поджидал огонь винтовки, а с другой – полицейский револьвер. Она попала в перекрестный огонь под углом в девяносто градусов. «Тойота» не могла закрыть ее с обоих углов. Лена это понимала. И они это вскоре поймут. Она прижалась к горячему металлу машины, подтянула голени, расправила плечи, но этого было недостаточно.

«Лена, они достанут тебя с двух сторон».

Простая геометрия. Она ничем не защищена. Слева, с ее незащищенной стороны, из-за своего «Доджа» снова вылезет Райсевик и выстрелит по ней.

«Это нехорошо. Это совсем нехорошо».

Она прижала правую руку, из нее опять пошла кровь. Между пальцев Лена видела капли, яркие, как кетчуп, чувствовала запах пороха. Больше деталей, больше отвлекающих моментов. Она убеждала себя: «Будь как Кэмбри, которая бродяжничала на своей машине. Сосредоточься на важном. Отбрось все остальное».

Она поймала себя на том, что с отсутствующим видом накручивает пряди волос на указательный палец и яростно их дергает. Она не могла в это поверить. Она дергает себя за волосы даже сейчас?

Даже во время перестрелки?

Снова прогрохотала винтовка. «Тойота» содрогнулась, жидкость из двигателя выплеснулась на дорогу. После последнего выстрела из грузовика прошло какое-то время – может, водитель перезаряжал винтовку. А если так, то теперь в ней всего пять патрон. Но это также был отвлекающий момент, потому что главную опасность представлял не жирный ублюдок в другой части моста. Опасность исходила от Райсевика. Слева от нее.

Она снова прицелилась в патрульную машину и выждала, когда он опять появится. Соленый пот жег глаза. «Беретта» подрагивала в руках, а вместе с ней и картина, которую Лена видела сквозь прицел. Она не могла сосредоточиться и использовать центральную и боковые линии прицеливания.

Она понимала, что шансов почти нет. Райсевик мог воспользоваться прикрытием. Лена – нет. Она была у него на виду. Он же рисковал только своим лицом. Если вспомнить ее любимый постер, то из пятидесяти двух карт она попала бы в половинку одной.

«Не промахнись».

Ее указательный палец пополз к спусковому крючку и нажал его до половины – с точностью до миллиметра. По руке пробежала судорога. Ребята в «Метких стрелках» называли это «спуск с предупреждением».

– Рай-Рай, – раздался в спертом воздухе с другой части моста знакомый голос с ирландским акцентом, таким непривычным в Монтане. – Слышь, Рай-Рай!

Из-за машины прозвучал голос Райсевика – слишком близко к Лене.

– Что?

– Ты ее видел?

– Да, видел эту маленькую сучку.

«Они сговорились».

Услышав их разговор, Лена почувствовала, как по коже пробежал холодок. Им было плевать, что она их слышит. Их было больше. Они ее окружили.

– Знаешь… – голос Райсевика стал тише и напоминал рычание. – Она у меня как на ладони.

Лена прицелилась. У нее не было выбора. Чуть сдвинешься – и мгновенная смерть. Снова раздался выстрел из грузовика, но Лена не обратила на него внимания. Она знала, что это еще один отвлекающий маневр, чтобы не дать ей выстрелить. Она должна была оставаться на месте, так Райсевик ее бы точно пристрелил.

Теперь она заметила расплывчатое очертание его фигуры за габаритными огнями патрульной машины. Она снова выстрелила, но слишком поздно. Еще один зря потраченный патрон.

«Идиотка. Осталось четыре».

Она целилась, держа пистолет вытянутыми руками, сильно прикусила язык. В глаза скатилась очередная капля пота – Лена сморгнула.

«Ты проигрываешь».

– Она тратит боеприпасы, – крикнул Райсевик. – В штаны уже наделала.

Ей хотелось крикнуть в ответ: «О себе говори, ублюдок». Но это значило зря сотрясать воздух и тратить силы. Он загнал ее в угол. Прижавшись к машине, она была не в выигрышном положении. И он это понимал.

– Она знает, что деваться ей некуда, – негромко ответил полицейский. – Бежать некуда. Переместиться некуда. Я ее тут прижал. С моей стороны она полностью открыта – вообще никакого прикрытия. Между нами ничего…

Лена схватилась за дверцу «Тойоты» и