Макароны кончились, Настя скучала, а Кузьма не утихал:

– Да, в спорте развернулся… Холодильники туда-сюда – мелочь, ремесло, подработка… А вот хоккей, коньки, лыжи – раздолье. Снег что? Снег – это чудо, волшебство, мороз чтобы пять градусов, тогда и трение… Веденин в Саппоро как? Снег перед его стартом повалил стеной (я ему подмигнул тогда), думали, всё, каюк советскому спортсмену. А он япошкам: «Дахусим!», и олимпийский чемпион! Поняла? А теперь снега этого липового всё больше. И март, вишь, какой?.. Я?.. А что я… Я помаленьку… Лёд там залить, снег утрамбовать…

* * *

– Когда ты исчез из моего пространства, и остался холодок вот тут, – взрослая Настя показала на обширную грудь, – я поняла все твои сказки про мороз, про ковку мостов, хрустальное ведро… Спорт бросила, конечно.

Кузьма с кислой миной крутил ложечкой в чашке – они переместились в кафе. Не доморозил её тогда, вот чего. Она на шубу сказала «Фи» и добавила, что он ей нужен, а не какие-то там синюшные меха. И подумаешь, что старше в два раза, ведь главное не паспорт, а чувства.

Он после таких слов затаился, а потом и вовсе сбежал, выморозив у себя и у неё обычным способом память; да, видно, слабовато налил холода – остался рубец. И ключицу не позабыл. Настенька стала Анастасией Палной, серьёзным человеком, тяжеловесным даже, а ключица осталась такой же.

А ведь после неё он превратился в такого окончательно: встроился, вжился, сросся с ненастоящим льдом, фальшивыми морозами и плоскими снежинками из пушек…

– Ну, ладно, повспоминали и хватит. – Она задумчиво погладила его по заросшей щеке – он скосил глаза, но не дёрнулся. – А пиво бросай. Сущность твоя морозная может с алкоголем и не справиться.

Нравоучений ему только и не хватало.

– Приятно было пообщаться, – он встал. – Спасибо за компанию, но мне…

– Сидеть, – сказала тихо, и он понял с тоской, что уйти по-тихому не удастся. – Не просто так я к тебе, Боренька. Дочурка у меня замуж выходит. Хочет, чтобы всё красиво было. И я хочу. Мальчик там не сказать, чтобы наша с мужем мечта, но это её выбор…

– Залетела? – спросил разозлённый своей беспомощностью Кузьма.

Она оборвалась на полуслове, улыбнулась ласково.

– Кузьма, не хами. Без залётов у нас, не волнуйся. Всё чинно и благородно. Но свадебку играем в июле, а доченька хочет зимнюю, понимаешь, сказку. Волшебство. И чтоб не вата, а прямо Новый год! Мороз и снег чудесный. Такой вот у неё заскок, – она развела руками. – Как в детстве любила зиму, так и осталось. Подружки в декабре в Таиланд – она в Хибины, на Чукотку, чёрт знает куда… Гляциолог, в географическом обществе при Чилингарове, надежды подаёт. Мальчик такой же у неё. Вроде бы… Или нет? – Она задумалась.

– Ваши семейные истории очень любопытны. Но я-то тут при чём?

– А при том, Боренька, при том… – она похлопала его своей пухлой ладошкой по его крепкой руке. – Сделай ей сказку зимнюю, а? Прошу тебя. И чтобы не это вот современное барахло, а по-настоящему? А?

И ни её похлопывание по руке, ни приказно-ласковый тон и ни несомненное умение уламывать, ни даже ключица, а интерес сдвинул мерзлотную крепость внутри Кузьмы.

– Дорого выйдет, – сказал он.

– Шкура ты, конечно, Боренька, но мы за ценой не постоим. Только пусть будет красиво. Волшебно… Ага?

Он кивнул, мельком глянув на холёное лицо, и уткнулся обратно в чашку. Она сунула визитку, поднялась.

– Когда свадьба-то?

– Шестого июля.

Иван Купала выходит, отметил Кузьма. Настасья велела звонить и как-то незаметно для своих габаритов исчезла.

* * *

Жара началась с мая, и к концу месяца уже ничего в Москве о весне не напоминало; зелень пожухла и запылилась, как в августе.

Кузьма, чертыхаясь – «сейчас бы прохлаждался в высокогорье» – мотался по городу, выполняя заказ, остывал под кондеями, и без конца залезал в душ.

В июне он уже проклинал всю эту затею, но не бросал – во-первых, слово дал, во-вторых, с невестой познакомился и был очарован. Дочь Настасьи звали Марина. Но она заговорщицки показала Кузьме паспорт, тыкая в неслучайную букву "е" во втором слоге имени, улыбаясь и подмигивая. Он думал пошутить, но рот закрыл: при этой девочке хотелось вести себя прилично и ходить в строгом костюме, а не в шортелях и майке.

В глазах её не солнце отражалось, а светило что-то своё, беспокойное. Шейка у Марины была тоненькая, волосы светлые, короткие. И вся она была будто невесомая – хорошо будет нести на руках под снежным залпом жениху (мужу уже на тот момент?), прикинул Кузьма.

Она ему показывала картинки, но больше объясняла на словах. «Главное, – твердила, – чтобы холод. Какой мороз осилите, Борис Борисович?» – «Сколько надо, столько и сделаем», – отвечал он. «Хм…, – прикусывала губу Марина, – минус десять в самый раз, давайте? А то поморозим народ» – «В минус десять тоже можно поморозить…» – «Ничего, пусть тепло одеваются, всех предупредим» – «Отпугнули, наверное, народ такой программой?» – «Да вы что? Сто человек уже!». И начинала, торопясь куда-то, сбивчиво объяснять: «Столы, ведущий – всё это при комнатной температуре, в помещении. Камин обязательно… А снаружи – мороз и сугробы. И когда зазвучит «В лесу родилась ёлочка»…», – Кузьма встревал: «Это брак, что ли, ваш – ёлочка?». Она хохотала, он улыбался, она продолжала: «И мы такие выходим, и тогда эти снежинки… Огромные, мохнатые… Валят…».

Кузьма поднял все свои связи по рефрижераторам и холодильному оборудованию; без купола было не обойтись, трубы достать и всё прочее. Денег семья не жалела; продавали ему всё со скидкой за прошлые и будущие заслуги.

Советников хватало, каждый норовил сунуть жало и обронить скептическое: «Не потянет. А если жара, то совсем без шансов…». Конечно, не потянет, если пыжиться исключительно с фреоном, электричеством и вентиляцией. Нет, тут самому придётся подключиться, вспомнить былое, снять, наконец, кепарь, разъерошить волосы и холоднуть, как следует.

К июлю жара достигла рекордных температур, и нагрянула озабоченная Настасья.

– Боренька, у нас всё в порядке? – спросила строго бархатным голосом.

– Какое в порядке? Ты видела, что за бортом творится? Лето и в декабре скоро будет приходить с таким климатом… Гори оно синем пламенем, лето это. Чтобы я ещё хоть раз тут остался…

– Так. Истерики прекратить, – приказала она и спросила с опаской: – Не получается?

– Что? А… Да не. Сказка ваша нормальной выйдет. Снег и мороз. Кстати, а не думали вы насчёт коньков? Гости такие – вжик-вжик…

– Шутишь? Ну-ну… Боренька,