В общем, как только я глаза закрыл, так мне сразу сон сниться начал. Причем я прекрасно осознавал, что это сон, игрушка утомленного мозга, который, вместо того чтобы нормально отдыхать, развлекает себя киношками, которые сам же и выдумывает.

Снилось мне, что я бегу по лесу, ловко огибая деревья. Быстро бегу, в реальности так по лесу не поносишься – или об корень споткнешься, или веткой глаз выколешь. Да и чисто сил не хватит нареза́ть по пересеченной местности со скоростью пришпоренной лошади.

Но я бежал свободно, потому что в ногах силищи было немерено и в руках – не меньше. Опасные ветви плотоядных деревьев, что тянули ко мне свои конечности с шипами-кровопийцами, я просто ломал одним ударом – или подныривал под них прежде, чем они успевали хлестануть меня по лицу. Что скрывать: это был отличный сон! Я упивался собственной силой, по меркам дикой природы недоступной довольно хилому человеческому телу, – но дело было не только в силе!

Я чувствовал лес – так, наверно, хороший дирижер ощущает свой оркестр. Я слышал малейшие звуки: как живые корни деревьев шевелятся под землей, как псевдокроты возятся меж этих корней, как где-то примерно в километре отсюда квазимясо точит об камень свои костяные конечности-мечи. Мой нос ловил запахи, недоступные прежде: сладковатую вонь старого кабана, неделю назад сдохшего в кустах от смертельной раны, запах прелой листвы, в которой вчера дрых бюргер, закопавшись в нее по самую макушку… а также ни с чем не сравнимый аромат добычи, по следу которой я бежал.

Еще недавно мои глаза не разглядели бы этот след, оставленный на толстом одеяле опавшей листвы. Но не сейчас. Теперь я отчетливо видел эти вмятины, вдавленные в грязно-желтый покров осени, – и не только видел. Глядя на них, я понимал, что добыча очень устала и скоро остановится, чтобы отдохнуть. Она прошла здесь пару часов назад, нас разделяло более пяти километров, но слабый ветер, путающийся в ветвях деревьев, дул в мою сторону, и потому сейчас я знал о добыче больше, чем, возможно, она сама знала о себе.

Лес был моим домом, моим оркестром, который я мог использовать так, как мне нужно. Захочу дом – и лес подскажет, в какой пещере из корней или уютной яме мне лучше укрыться. Пожелаю развлечься – и ветер принесет мне запах юной самочки. А уж с пропитанием вообще никаких проблем: мои чувствительные рецепторы всегда предоставят мне богатый выбор пищи, не хуже, чем у людей в супермаркете. И пусть эта пища при виде меня бежит так, как никогда в жизни не бегала, – это бесполезно, так как в этом лесу я самый быстрый и убежать от меня просто нереально…

Однако всему замечательному всегда настает конец, причем иногда он приходит в довольно грубой форме. Мой упоительный сон был прерван довольно чувствительным толчком в бок, отчего я рефлекторно развернулся в положение сидя на заднице, автомат в руках, руки уже переводчик огня вниз сдернули и патрон дослали.

– Спокойно, сталкер, – ухмыльнулся в щупальца Шахх. – Убивать никого не надо. Просто марево над кузней пропало, это значит, скоро братья выйдут. И, зная их характер, давайте-ка я заранее из вас вормганы достану.

– Вот это неплохо бы, – сказал Иван, потирая горло. – До сих пор ощущение, будто тушенкой подавился, – стоит в горле жирный кусок мяса, и ни туда, и ни сюда.

– Это мы сейчас поправим, – сказал Шахх, подходя к моему двойнику.

– И как ты его, интересно, доставать будешь? – подозрительно поинтересовался Иван, но договорить не успел: Шахх схватил его за плечи, и голова сталкера утонула в пучке шевелящихся щупальцев. Я было подумал нехорошее – мало ли, может, у ктулху с голодухи крыша поехала и он решил Ивана выпить. Даже готовый к стрельбе автомат повернул в сторону затылка Шахха, решив: через пару секунд не отпустит – выстрелю.

Но стрелять не пришлось.

Мутант отпустил сталкера и смачно выплюнул в траву шевелящийся ствол с прикладом в виде раскрытых торцевых кусачек. После чего направился ко мне.

– Погоди-погоди, – тормознул я его, глядя на красное как свекла лицо Ивана, который натужно отхаркивался кровью – по ходу, удалить дьявольское устройство оказалось сложнее, чем вставить. – Я, типа, умею некоторым образом тело трансформировать, думаю, сейчас сам его выплюну.

– Ну, попробуй, – сказал Шахх, остановившись в паре шагов от меня.

Я попробовал. По той же схеме, что раньше с переделкой лица работал. Мысленно представил, как гадость, вросшая мне в горло, отторгается, превращаясь в инородное тело, которое можно просто вытолкнуть из себя мощным выдохом…

Но что-то пошло не так. Вернее, никак не пошло. По ощущениям, как стоял в горле комок, так и остался стоять, никуда не делся.

Странно. Если я усилием мысли себе новое лицо лепил, словно из куска пластилина, раны залечивал, то почему с вормганом-то ничего не выходит?

– Не получается? – участливо поинтересовался Шахх.

– Погоди, – в некотором замешательстве произнес я. – Сейчас еще раз попробую. Может, что не так делаю.

– Дай-ка я лучше помогу, – сказал мутант, и не успел я слово сказать, как моя голова окунулась в ворох омерзительно-склизких щупалец, которые плотно ее обхватили, так, что хрен вырвешься. И вздохнуть – никак, будто морда в вакуумном мешке оказалась. Я рефлекторно раскрыл рот, словно утопающий, пытаясь втянуть в себя хоть немного воздуха, – и тут же вспомнил все прелести гастроскопии, когда тебе в пищевод заталкивают шланг, жесткий, словно резиновая дубинка. Только на этот раз «шланг» был толще раза в два, но, правда, более гибкий и, конечно, омерзительно-скользкий. А еще из пасти Шахха воняло так, что, по-моему, вормган вылетел из меня почти что самостоятельно вместе с фонтаном рвоты, которым я щедро окатил морду мутанта, отпрянувшего от меня недостаточно шустро.

– Т-твою ж мачеху, – ругнулся Шахх, отпрыгивая от меня метра на два. – Маленько не успел.

И принялся отплевываться, утирая щупла тыльной стороной лапы. Теперь мы харкались все втроем, хором, с перекошенными мордами лица, злые не только друг на друга, но и на кузнецов – изобретателей на редкость стремного оружия.

Иван пришел в себя первым. Сплюнув последний раз, утерся и произнес:

– Ну, теперь точно всех червей этих гадских выблевал. Тот редкий случай, когда желудок пустой как барабан, но неимоверно счастливый по этому поводу.

– Аналогично, – отозвался я через полминуты, наконец отплевавшись и морщась от омерзительного