Шрифт:
Закладка:
Все тот же Бомануар писал: «Если некий мужчина (дворянин) имел от некоей женщины, с которой он жил en soignantage, сына, а потом женился на другой, от которой тоже имел сына, а впоследствии, после смерти супруги, он сочетался законным браком с той, от которой имел en soignantage сына… то старшим его наследником по правам на наследство будет его младший сын, рожденный в первом законном браке». Приоритеты ясны — церковный брак на первом месте. Дети от суаньтажа тоже не исключаются из числа наследников, но они становятся как бы наследниками второй очереди.
Похожая ситуация была и в Англии, причем там, учитывая активность и независимость церковников, это приводило к серьезным юридическим проблемам. В случае тяжб между наследниками церковные власти отказывались отвечать на запросы светских судов, рожден ли один из участников тяжбы до заключения брака между его родителями. Для церкви добрачные и послебрачные дети были равны, тогда как в светской юрисдикции узаконить добрачных детей можно было только по указу короля.
Кстати, такое нередко происходило в самых высших кругах — например, Генрих VII, основатель династии Тюдоров, по материнской линии происходил от Джона де Бофорта, легитимизированного сына принца Джона Гонта, и его любовницы Екатерины Суинфорд, на которой он впоследствии женился. А по отцовской линии тот же Генрих был сыном Эдмунда Тюдора, узаконенного сына от тайного морганатического брака вдовствующей королевы Екатерины Валуа и валлийского офицера Оуэна Тюдора. Обычным же людям приходилось хуже — ради них никто менять законы не собирался.
Сложность с легитимностью потомства возникала и в тех случаях, когда брак признавался недействительным из-за каких-то добрачных причин и расторгался, но у пары уже были дети. Церковь, опять же, признавала их совершенно законными, а вот светские власти действовали в зависимости от множества условий. Так, например, если подобный брак был тайным, рожденных в нем детей могли и не признать.
Но были и дети, которые родились в законном браке, однако лишались права наследования. Такое случалось, когда супруги долгое время не жили вместе, когда муж был признан импотентом или когда он отсутствовал более двух лет, а потом возвращался и находил беременную жену или ребенка младше года. Что делать в таких ситуациях? В разных странах этот вопрос решался по-разному — где-то достаточно было, чтобы муж признал ребенка своим, и тот приобретал все права, а где-то даже после признания ребенок оставался вне списка наследников. Однако признавать, а потом отказываться практически чаще всего было нельзя — признал своим, значит, признал.
Именно это постоянное беспокойство о законности потомства приводило к большинству распространенных в Средние века табу, касающихся женского поведения и женского тела. И в первую очередь, конечно, были табуированы гениталии. Никакой посторонний мужчина, даже врач, не должен был их касаться и даже видеть, поэтому много столетий, вплоть до Нового времени, все стороны медицины, связанные с женским здоровьем и деторождением, были сферой деятельности женщин.
Причем дело было отнюдь не в вопросах морали, скромности, ханжестве или тому подобном. Просто на всякий случай не подпускали посторонних мужчин к частям тела, связанным с деторождением. И это отнюдь не средневековая дикость, достаточно вспомнить мифы, которые ходят до сих пор, и посмотреть, какие вопросы задают современные молодые и просвещенные люди в интернете.
Думаю, многие слышали байки о некой девушке, которая встречалась с негром, потом через несколько лет вышла замуж, а ребенок у нее все равно родился чернокожий, потому что, дескать, некий генетический код где-то там сохранялся. Чем не мракобесие из Темных веков? Но достаточно было, чтобы в эту древнюю байку добавили научные термины, упомянули о ДНК и генетике, чтобы сразу нашлось немало тех, кто в нее поверил.
А что можно сказать о вопросах перепуганных барышень, спрашивающих врачей, можно ли забеременеть от орального и анального секса, а то и вовсе от того, что полежали рядом и потрогали друг друга? Интернет дает возможность людям анонимно говорить о том, о чем они обычно молчат, и становится ясно, что в вопросах, касающихся секса и женской физиологии, мы недалеко ушли от средневековых людей.
Такой подход привел к тому, что в средневековой гинекологии и акушерском деле образовался серьезный разрыв между теорией и практикой. Врачи в подавляющем большинстве были мужчинами, но гинекологическими заболеваниями, ведением беременности и родовспоможением занимались практически исключительно женщины.
Как пишет Клавдия Опитц: «Традиционная и преобладающая мораль запрещала мужчинам обследовать женщин. Когда ученые и богословы озаботились предметом (главным образом в Италии, в медицинской школе в Салерно и других местах), он оставался большей частью теоретическим. И напротив, повитухи обучались на опыте, который передавали младшим женщинам, состоявшим при них ученицами, как в любом другом ремесле или торговле».
Участие мужчин долгое время ограничивалось в основном случаями экстренного хирургического вмешательства, когда речь шла уже о жизни и смерти плода и роженицы. Плюс к ним могли обращаться за советами и лекарствами в случаях бесплодия или, наоборот, при необходимости избежать зачатия или избавиться от плода. Впрочем, для этих целей женщины к кому только не обращались, начиная от придворных врачей и заканчивая всевозможными шарлатанами, не говоря уж о существовании множества молитв, заговоров, амулетов и прочих как религиозных, так и магических «средств». Но это отдельный вопрос, о котором речь пойдет дальше.
Такое разделение сфер деятельности не означало, что акушерки и врачи практически не пересекались. Скорее можно сказать, что они практически не конкурировали, поскольку занимали разные ниши в средневековой медицине, а в сложных случаях работали вместе, соединяя практический опыт одних с научными знаниями других. «Кажется, некоторый обмен информацией между этими двумя группами все же имел место к концу рассматриваемого периода, — пишет Клавдия Опитц, — когда стали доступны переводы греческих и арабских текстов. Одним из указаний на это является появление в медицинской литературе XIII в. ссылок на кесарево сечение, прежде неизвестное в Европе. Другое указание — перевод и возрастающая частота использования фундаментальных гинекологических текстов, известных с XV в. как Liber Trotula…»
Надо остановиться еще и на таком моменте — женщины очень мало представлены в специализированной медицинской литературе Средних веков и в административных записях. Их почти нет среди авторов трактатов и пособий, они редко значатся в числе практикующих врачей, и даже об акушерках нет почти никаких официальных записей. Именно поэтому историки, изучавшие средневековую медицину, довольно долго придерживались мнения, что женщины вообще не были допущены в эту сферу, да и в родовспоможении участвовали неофициально, на семейном уровне.
Но как только исследователи вплотную занялись изучением немедицинских источников, картина резко изменилась. Действительно сфера планирования и ведения беременности, а также родовспоможения, восстановления после родов и ухода за младенцами относилась к семейным вопросам, была почти исключительно практической, мало изучалась в университетах, и большая часть знаний о ней передавалась устно, от опытных в этом деле женщин к ученицам. Но это только пока все шло хорошо. Стоило системе дать сбой, как она тут же выходила на всеобщее обозрение и широко отображалась в документах, которые теперь служат отличными источниками по вопросам средневекового акушерства и гинекологии.
