экскурсовода сообщил, что часть из них осталась еще с Последней войны. И чем западнее продвигалась колонна, тем более болотистой становилась местность. Телеги и прицепы застревали в оврагах. Когда мотор увязшей в грязи машины заглох и парни высыпали наружу, чтобы вытолкнуть кузов, позади и севернее стали доноситься звуки далекого боя: работала артиллерия. Было тоскливо. А когда бой утих, стало еще и страшно. Из начала колонны прибежал посыльный. Капитан читал записку, нахмурившись. Потом подошел к командиру кавалерийского полка. Высокий усатый мужчина с великолепной выправкой коротко кивнул ему и громогласно прорычал:

– Эскадрон, стройся!

Драгуны построились в две шеренги за несколько секунд. Илия оценил муштру – пехотинцы были не так расторопны.

– Слушай мою команду: забрать коней из обоза, седлать и верхом сопровождать младшего лейтенанта Гавела до конца дирекции. Не возвращаться и не останавливаться. Лейтенант Паветт, на всех постах будете показывать эту бумагу, – он вручил Гаро свернутый лист.

Илии и Тристану вернули ремни, портупеи и оружие. Тристан первым делом отобрал у капитана из рук меч. Им привели двух лошадей. Все драгуны были экипированы клинковым оружием: пальеры – личными мечами, все прочие – саблями и палашами. Илия почувствовал себя ущемленно, осознав, что единственный остался только с винтовкой, штыком и саперной лопаткой. Даже отцовский кортик забыл в вещмешке. Они двигались быстро, а когда обогнали начало колонны, Илия подъехал к Гаро.

– Что в письме? – кивнул он на его нагрудный карман.

– Еще не смотрел. Думаю, просто приказ о том, чтобы нас пропустили. Хочешь увидеть?

– Когда будешь показывать его постовому.

Земля сменилась болотами с утопшей в ней техникой, пролежавшей в застоявшейся воде тридцать шесть лет. Смеркалось. Душок стоял отвратительный. В сумерках эхо войны выглядело зловеще. Останки машин торчали наравне с древесными корягами и плавали в мутной воде. Кони бесились, копыта соскальзывали в ямы. Тристан угрюмо спросил: «Как же остальные пройдут топи?» Мимо пролетели три эскалотских истребителя. Закрывающим ехал Оркелуз, он нагнал первых.

– Прислушайтесь, сзади завязался бой!

Все притихли, только кони устало ржали под седоками. Слова Оркелуза подтвердились далекими отзвуками.

– Будем надеяться, это наши артиллерия и авиация работают по наступающим, – постарался успокоить всех Илия.

– А если колонна?.. – предположил один из драгунов.

– Думать не хочу, – оборвал его Гаро.

Конница ускорилась, насколько это было возможно. Впереди среди кочек показалась ржавая махина. Тристан подскакал к великану.

– Это танк?

– Да. Первый из танков, – почтительно произнес Тристан. – «Ужас».

– Да чего ужас-то? Неплохо сохранился, – послышалось в рядах. От Илии не ускользнуло, с каким восхищением Тристан смотрел на танк.

– Вот олух! Это название, – назидательно поправил Оркелуз и приложил руку к козырьку, когда поравнялся с техникой. – Их было два – «Ужас» и «Восторг».

Кавалеристы с интересом озирались на ржавый валун, когда проезжали мимо, а пальеры без лишнего пафоса выполняли воинское приветствие. Илия остановился возле Тристана. Рыцарь не сводил глаз с дула, на котором виднелись остатки потрескавшихся букв.

– Он прав, их было двое. Танки-близнецы. Его сестра стоит в музее Пальеры. Стояла. Ее называли «Восторг», – поведал Тристан. – Она была меньше брата и шла следом. В конце войны ее смогли отогнать, даже поставили на ход. А «Ужас» оказался слишком грузным, неповоротливым и чересчур потрепанным. Его ничем не смогли вытащить с болот. Мы много раз читали его историю, а ветераны вспоминали этих чудовищ с благодарностью. Близнецы перевернули исход битвы и, как говорят, всей войны.

Он благоговейно скользнул взглядом по шасси и слетевшей гусенице. Звуки далекой битвы усилились, и пролетевшие еще два союзных самолета подстегнули эскадру. «Расщедрились они на авиацию. Видно, плохи дела». Гаро поторопил их. Истребители шли на разворот, бой приближался.

– Не успеем, даже если доберемся до почвы, – разъяренно произнес Оркелуз.

– Скачите вперед, я в замо́к, – бросил Тристан, спешился и привязал коня к трухлявой ветке.

– «Скачите»? Такое слово выбрал? – язвительно спросил Оркелуз.

Драгуны двигались вперед. Гаро потребовал: «Илия, я не могу тебя оставить в замке́. Поехали». Тристан обернулся к нему и выразительно посмотрел. За полтора года они научились общаться безмолвно. Он всем видом выражал – знает, что делает. Через силу Илия заставил себя потянуть за узду и развернул коня.

Они шли еще долго. Ночь наступила раньше, чем возник первый пост. А за ним показался и укрепленный старый мостик через Вальтеру. Тристан нагнал их, живой и невредимый, уже у заставы. Он вновь одним взглядом сказал Илии: «Поговорим об этом позже».

В деревне обосновался штаб, и там же Илия встретился глазами с генералом Лореттом. Скрываться было поздно, тот заметил преемника издалека. Они буравили друг друга взглядами пару минут так, словно стрелялись на дуэли, и герцог покачал головой и поджал губы. У него был вид разочарованного старика. Илия приблизился вместе с Тристаном. Они демонстративно сняли ремни и протянули оружие его сопровождению. На людном переулке их экспрессивную мизансцену наблюдало множество зевак. Герцог, конечно, предпочел бы избежать гласности и планировал закрыть глаза на наказание. Но Илия оставил свой полк и теперь жаждал мести тому, до кого мог дотянуться. Под карцер отвели старый участок местной жандармерии. Удивительно, но, несмотря на отступление, бои, диверсию с мостом и множество происшествий последних суток, на гауптвахте было пусто. Отличились только Илия с Тристаном и были рады, что смогут поговорить наедине. Разговор зрел и рос в них долго, и сейчас грозился осыпаться лепестками на ледяной камень. В окопах всегда окружают лишние уши. Бывшая тюрьма стала местом долгожданного уединения.

– Не думай, что тебе удастся смолчать о танке.

– Я и не думаю, – передернул погонами Тристан, от нахлынувших воспоминаний по его рукам побежали мурашки. – Едва ты выйдешь из камеры, ты услышишь много интересного. И ради тебя и Истины, лучше знать, что отвечать на вопросы.

С потолка методично капало в центр камеры. Снаружи доносились звуки оживленных улиц, забитых солдатами. Илия вопросительно посмотрел на Тристана.

– Раз я теперь отдал тебе свою жизнь и верность, самое время узнать про мой дар. Я умею оживлять предметы.

Он отрапортовал заявление как доклад: логично и беспринципно. Я умею оживлять предметы, мол, и нечего тут поделать.

– Например? – хрипло выдавил из себя Илия.

– Не все предметы. Только те, что имеют человекоподобный образ. В детстве у меня была кукла, сшитая из материнской юбки. А у меня от родителей ничего не осталось, я так эту игрушку любил, что однажды оживил ее, и даже не понял как.

– А ты уверен, что не заигрался, что тебе не показалось? – тактично уточнил Илия, но интонация все равно выдала в нем махрового скептика.

– Уверен. Потому что потом я оживил истукана,