Шрифт:
Закладка:
Последние слова вывели Виктора из состояния прострации, больно резанули слух. Он судорожно сглотнул. Липягин обвел собравшихся горделивым взглядом.
— Ну и? Что я, клещами из тебя тянуть должен? — рассердился Ковалев от этой новой паузы.
— Кравченко мы задержали, товарищ подполковник, — поторопился закончить Липягин. — Вины он за собой не признает, но это пока. Дайте время, заговорит.
— Нет у нас времени, Эдик, — сердито сказал Ковалев, который радости от поимки предполагаемого преступника не разделял и явно ждал большего. — Трясите его как хотите. Дома все перетряхните до последней пылинки. Делайте что угодно, но мне результат нужен. Признание и улики. Зверски убит ребенок. Мы должны доказать людям, что не даром едим свой хлеб. Совещание окончено. Работайте.
Офицеры один за другим потянулись к двери. Следователь поднялся вместе со всеми.
— Косачев, — окликнул Ковалев. — А ты задержись.
Виктор покорно опустился на место. Ковалев ждал. Когда за последним из сотрудников закрылась дверь, он с отеческим беспокойством поглядел на подчиненного.
— Виктор, что происходит?
— Ничего, товарищ подполковник, — глухо отозвался тот.
— А в кармане у тебя что? — уличил Ковалев, кивнув на карман, в котором мужчина держал чекушку.
Косачев виновато опустил глаза, без слов признавая и подтверждая вину. Но подполковник смотрел выжидательно, ему не нужны были безмолвные покаяния.
— Не могу я, Александр Семенович, — голос Виктора дрогнул, — Эта девочка… она у меня перед глазами и днем и ночью стоит.
— Это не повод кирять на рабочем месте. Расклеился — сходи в отпуск.
— Отпуск тут не поможет.
— Тогда возьми себя в руки. Ты мужик или тряпка, в конце концов? А нет, подавай рапорт, — хладнокровно отрубил начальник. — Свободен.
— Так точно, товарищ подполковник, — глухо отозвался Косачев и поплелся к двери, борясь с желанием приложиться к чекушке прямо здесь. И гори оно все синим пламенем.
* * *
Схожая мысль спустя пять лет с тех печальных событий вертелась в голове капитана Витвицкого. После бархатного теплого Ростова промозглый ветер, гулявший по улицам заполярного поселка Северный, где располагалась колония строгого режима, пробирал не то что до костей, а до самого их мозга. И вся имеющаяся в наличие теплая одежда не спасала.
Виталий Иннокентьевич шел вдоль высокого серого, будто крашенного под цвет пейзажа, забора, по верхнему краю которого тянулась мощная спираль колючей проволоки, и ежился, пряча нос в поднятый воротник пальто. До мысли, что бывают в жизни ситуации, в которых о рюмке водки задумается даже трезвенник, Витвицкий добрался раньше, чем до ворот и будки КПП.
Впрочем, в кабинете начальника оперативной части водки ему, разумеется, никто не предложил. Глядя на покрасневший от холода нос и одежду не по погоде, начальник предложил чаю. Капитан отказываться не стал и теперь сидел, грея руки о стакан в подстаканнике, разглядывал кабинет.
Кабинет был стандартный, казенный — пара письменных столов с телефонами и настольными лампами, большой напольный сейф, часы на стене, портрет Дзержинского, настенный календарь за 1983 год с логотипом «Аэрофлот» и улыбчивой стюардессой в беретике, на окне — цветы, а за окном — унылейший тундровый пейзаж. Еще в кабинете были шкафы с папками, много шкафов. Они были поставлены таким хитрым образом, что образовывали закуток типа отдельной комнатки.
Начальник оперчасти, грузный, хоть и не старый еще мужчина с погонами майора, в свою очередь разглядывал Витвицкого с тем же интересом, с каким Витвицкий разглядывал комнату.
Виталий Иннокентьевич оторвался от созерцания шкафов, сделал глоток чая и поглядел на начальника оперчасти.
— Сейчас его приведут, — заговорил тот, будто только и ждал этого взгляда. — Товарищ капитан, а чем этот Гризамов вас заинтересовал?
— Простите, но это конфиденциальная информация, — извиняющимся тоном произнес Витвицкий.
Майор усмехнулся, поглядел на него с нескрываемой иронией.
— Вы, видимо, первый раз в наших палестинах?
— Что? — не понял Витвицкий.
— Я говорю — не были вы на зоне…
— Не был, да. А какое это отношение имеет…
— Они все здесь у меня вот где! — майор внезапно выставил перед собой сжатый кулак. — Я им и папа, и мама, и царь, и бог, и герой. Мне просто от тебя, капитан, хочется узнать, к чему готовиться, а не Гризамова потом трясти. Оно ведь по-разному бывает. Приезжает следак вроде тебя, беседует, а потом наш заключенный в петлю лезет. Или в побег идет. Или, наоборот, — ханки набодяжит из тормозухи и денатурата и упьется до инвалидности на радостях. Мне, капитан, ЧП тут не нужны.
Все это он проговорил весьма и весьма эмоционально. Витвицкий считал, что разбирается в людях, но такой эмоциональности от словно примороженного, как все здесь, майора не ожидал, а потому несколько стушевался.
— Я донес мысль? — поинтересовался начальник оперчасти.
— Да, донесли… — кивнул Витвицкий. Объяснения звучали разумно, и он решился на откровенность. — Хорошо, я объясню. Возможно, заключенный Гризамов пять лет назад избил в камере… одного подследственного. И сделал это… не по своей воле, понимаете?
— Отлично понимаю, — кивнул майор. — Но он тебе ничего не скажет, капитан.
— Почему? — удивился Виталий Иннокентьевич.
— Ты что как дите? — улыбнулся мужчина. — Это ж новый срок для него.
— А вам скажет? — совсем растерялся Витвицкий.
— Мне? — майор жестко рассмеялся. — Мне ска-а-ажет. Есть у меня методы… Короче, предлагаю деловое соглашение. Я тебе организую информацию по интересующему тебя делу, а ты отметишь в отчете, что без меня у тебя бы ничего не вышло. Идет?
— Зачем вам это? — не понял Витвицкий.
— Да климат тут… замечательный. И жене подходит, — отозвался майор.
Витвицкий покосился за окно на серый пейзаж, невольно поежился и глотнул чаю.
— Ну что, договорились? — спросил начальник оперчасти.
Витвицкий внимательно посмотрел на него и кивнул. Этот кивок еще больше оживил мужчину.
— Давай бумаги и присядь там, — кивнул он на отгороженный шкафами закуток.
Капитан поднялся со своего места, положил на стол папку с документами и скрылся в закутке за шкафом.
— И не шуми, — добавил майор, нажимая кнопку.
Послышался зуммер. Дверь открылась, и издалека донесся голос конвойного:
— Прямо!
Раздались тяжелые шаги. Витвицкий в своем закутке представил себе вошедшего как крупного, мощного мужчину. И был недалек от истины.
Перед майором стоял накачанный человек с шеей борца и маленькими злыми глазками под низким лбом, одетый в черную зэковскую робу. Заключенный снял черную кепку и спокойно, по форме, доложил:
— Заключенный Гризамов В.Н., второй отряд, по вашему приказу прибыл.
— Проходи, садись, — кивнул ему начальник оперчасти. — Знаешь, зачем вызвал?
Гризамов сел на стул, на котором еще недавно сидел Витвицкий. Стул жалобно скрипнул, Гризамов тяжело вздохнул:
— Начальник, если
