–Лекан!– вдруг вспомнил ее отец.– Точно. Вы же нам помогли тогда… Ты его пригласила?

В его вопросе явно скрывался какой-то подвох.

–Да!– с вызовом ответила Дагмар.

Но Фергюсон даже не отреагировал на нее, продолжая изучать Лекана, и от взгляда его светлосерых глаз почему-то уменьшалось чувство собственного достоинства. Его идеально уложенные волосы были абсолютно белого цвета, и от этого он казался старым, хотя вблизи ему не дашь больше сорока.

«Это все ботокс»,– ехидно подсказал внутренний голос.

–Так мило, что вы зашли,– миролюбиво произнес ее отец.– Далеко живете?

–В центре.

–И откуда вы?

–Отсюда, из Фледлунда.

–А вообще?

–Что значит «вообще»?– едко спросил он.

Лекана как по голове ударило. Он недоверчиво всмотрелся в лицо ее папочки, который заученно улыбался и, видимо, считал, что поддерживает светскую беседу.

–Ты меня позоришь!– бросила Дагмар отцу, наглея на глазах.

–Да ничего,– махнул рукой Фергюсон.– Просто любопытно. Что же… приятно было увидеться снова, Лекан.

Он протянул ему руку, но тот просто развернулся и направился к выходу. Внутри все кипело. Что еще белый немец может спросить у цветного? Это «вообще» в вопросе о происхождении преследовало эмигрантских детей чуть ли не всю жизнь, а спрашивающие искренне считали, что это проявление вежливости, а не расизма.

Дагмар затеяла с отцом перепалку, но это уже были их дела. Лекан вышел во двор и добрел по сугробам до своего велосипеда, прислоненного к забору. В итоге просто покатил его к остановке, ощущая усталость, притупленную ненависть к таким, как Фергюсон, и тревогу за будущее. Автобус, как назло, опаздывал, а вокруг уже совсем стемнело. Но хотя бы холодно не было.

Минут через десять на другом конце аллеи замаячила чья-то мелкая фигура. Это оказалась Дагмар с большой спортивной сумкой через плечо. Она яростно сопела. При виде Лекана по ее лицу пробежала горделивая улыбка, и она огорошила новостью:

–А я прямо сейчас из дома ушла. Надоело его терпеть!

–Ты что, совсем?– вырвалось у Лекана.

Дагмар подбоченилась и заявила:

–Ты что, думаешь, с ним такой кайф жить? Он не только с тобой так обращается, а со всеми.

Их коснулся свет фар приближающегося автобуса. Они забрались внутрь, и Лекан с легким беспокойством спросил:

–И куда ты пойдешь?

* * *

Киран оказался на распутье. С одной стороны было его прошлое – еще скрытое завесой мрака, но уже обретшее голос, а с другой – чистый лист, на котором он пытался изобразить хорошего человека. На самом деле ничего у него не было, кроме проблем.

Он отоспался, на свежую голову еще раз хорошо обдумал встречу с Рудяком. Стоило прийти на его обследования хотя бы ради денег. Принципиальной разницы между оплатой от «ФЕМА» и подачкой Эрика не было, все шло из одного кармана, но первый способ казался вернее. Киран ощущал, что он все больше и больше обязан Фергюсону-младшему. Тот ничего не требовал взамен, но оставалось ощущение, что однажды Эрик попросит его о чем-то очень дорогом, измеряемом не деньгами.

Жить в мире этих предчувствий и откликов из прошлого стало по-настоящему невыносимо. Планов на будущее не было вообще, но главное – избавиться от Пчеловода. А затем он отправится искать счастья в какое-нибудь другое место. Фледлунд напоминал омут, и все черти в нем – что плутонские, что «ФЕМА» – уже его достали. С каждым днем Киран ощущал не только больше эмоций, но и проявлений воли: раздражался, тревожился, хотел сделать что-то по-своему. Это походило на очень медленное и неохотное пробуждение.

Через пару дней он пошел в центр «ФЕМА», и его приняли без всяких вопросов и даже документов.

Стоило упомянуть свое имя, как секретарша направила его к какому-то научному сотруднику. У него опять взяли кровь, чтобы проверить количество антител, а также провели другие анализы. Задавали много дурацких вопросов, прогоняли через какие-то сканеры, и Киран просто следовал указаниям. Единственное, о чем он решил расспросить своего исследователя, это плазмаферез.

–Каковы шансы, что моя память вернется ко мне без чистки?

Тот приподнял брови и пыхнул губами, выражая неведение.

–Сложно сказать. Таких случаев еще не было. Мы по-прежнему не знаем, какое количество испарений Морфея вы вдохнули, находясь в бессознательном состоянии. По количеству антител могу предположить, что это однозначно трижды превышало норму. Проблема в том, что препарат выстраивает с каждым человеком свои уникальные отношения. Такая передозировка могла полностью лишить вас рассудка, но вместо этого вы получили амнезию. Никаких физических последствий у вас не выявлено. Без плазмафереза вы можете никогда и не восстановить свою прежнюю личность.

–Я раньше курил,– припомнил Киран еще кое-что.– Нашел у себя, как очнулся, пачку сигарет. И сейчас иногда ужасно хочется. Но долгое время я как будто не испытывал никакого желания… Это связано с Морфеем?

–Морфей влияет на любые зависимости и может их положительно корректировать.

Антидепрессанты, кстати, используются в медикаментозном методе отказе от никотина. Но конкретно в вашем случае тесты не проводились.

–Что вы вообще знаете об этом Морфее?– невольно выдохнул Киран.– Он же абсолютно непредсказуем.

Глаза научного блеснули, и он ответил с улыбкой:

–Именно это нас и интересует. Мы – ученые, а не врачи или страховая компания. Нам важно изучить потенциал препарата.

Похоже, они тут все широко мыслили. Рудяк подбирал людей себе под стать.

Кирана отправили на получасовой перерыв, после которого его ожидали какие-то когнитивные тесты. Столовая располагалась в огромном зале, залитом светом из окон во всю стену, где обедали научные сотрудники корпорации. Стоял легкий гомон, то и дело доносились обрывки непонятных терминов. Даже в свободное время здесь говорили только о науке.

Киран выбрал место подальше от всех и принялся за свой сэндвич. С утра он ничего не ел и сейчас здорово проголодался. На него никто не обращал внимания, и он занялся любимым делом – наблюдением за другими.

За ветвистым растением неподалеку устроилась парочка и о чем-то тихо болтала. Сначала Киран подумал, что ему почудилось, но действительно, совсем рядом с ним сидели Ханна-переводчица и… Эрик. Он не мог отвести глаз, переводя взгляд с одного на другого. Рука Фергюсона лежала на спинке дивана, почти касаясь ее плеча, а голова близко склонилась, пока она что-то ему рассказывала. Почему-то сложно было поверить, что они знакомы. Некоторых людей очень трудно представить вместе. Эрик и Ханна были словно из разных миров.

Ее он не видел уже очень давно, она почему-то перестала к ним захаживать, а Киран избегал центра и людных улиц, где они раньше сталкивались по воле случая. Она изменилась. Раньше Ханна напоминала пепельный карандашный набросок. Сейчас произошли какие-то неуловимые, внутренние перемены, но ее черты словно стали выразительнее и четче. Киран понимал, что у нее какие-то психологические проблемы, но из тактичности никогда не расспрашивал. Эта другая Ханна была проработанной версией самой себя. Одновременно почему-то казалось, что это и не она.