–Нарциссическое расстройство личности. Психиатрические препараты обычно не показаны при таком заболевании, но у нее оно шло с симптомами тяжелой депрессии и тревожности. Она сама захотела попробовать экспериментальную терапию «ФЕМА», чтобы «раз и на всегда перестать быть наказанием для всех», как она выражалась…

Ханна не произносила ни слова, но внезапно ей стало ясно, почему между образом жизни Ребекки Лейнц и ее внешним имиджем существует такая пропасть.

«Бедный Эрик»,– некстати подумала она.

Жизнь с самовлюбленной матерью была совсем не подарком, а уж каково приходилось ему в отношениях с человеком, у которого на этой почве был серьезный сдвиг?

Рудяк попросил рассказать больше о ее сновидениях и скрупулезно записал их в свой файл. Затем взял кровь на исследование.

–То, что препарат скопился в ее органах, даже не удивляет, она злоупотребляла им. Это отчасти и наша вина, раньше мы выдавали его по требованию, так как у нас была ложная гипотеза, что он не вызывает привыкания. Ее смерть в общем-то стала косвенным следствием передозировки,– уже без улыбчивых ужимок пояснил Рудяк.– Но даже так, это первый случай, когда препарат находился в человеческом организме больше года. Время выведения вещества из организма, конечно, зависит от многих факторов: его структуры, количества, а также от особенностей организма. Однако его способность реактивироваться в теле другого человека и реагировать на его гормоны – абсолютно революционное открытие.

–Это правда, что он позволяет читать мысли?– скептично осведомилась Ханна.

–Случаи телепатии уже были. При высокой дозировке наступает эффект открытого сознания…

–Наркотического экстаза, вы хотите сказать,– уточнила Ханна, имея свое представление о любом таком «расширении».

Рудяк нервно выдохнул, но не стал ее разубеждать.

–Называйте, как хотите. Пока механизм не изучен досконально, но что, если я скажу вам, что мы воспринимаем только три процента нашей реальности? Всего ничтожных три процента, в которые входят слабая фиксация звуков, света и излучений, и мы – приемники самых базовых вибраций. Согласно нашим исследованиям, ключ к расширению возможностей нашего мозга скрывается во сне. Наш препарат действует во время фазы медленного сна, в ходе которой он вскрывает самые темные уголки сознания, и некоторые наши испытуемые тоже получали сигналы от других людей в виде сновиденческих образов. Но здесь есть важное условие… У вас должна быть сильная эмоциональная привязанность к человеку.

Эрик уже упоминал про выброс окситоцина, но это все равно мало что объясняло.

–Хотите сказать, Ребекка чувствует Эрика даже после смерти… через меня?

В круглых глазах Рудяка мелькнуло что-то дьявольское, и он елейно сказал:

–Ребекка кремирована, и ей нечем производить гормоны. Однако некая зашифрованная наночастица ее сознания перешла в вас, и явно не без помощи нашего препарата. Как именно это возможно через трансплантацию, мы еще изучим, но дальнейшая реакция произошла в ответ на ваши гормоны. Вам передался образ Эрика, и вы среагировали на него. Именно так поймали его мысли.

В его тоне скрывался какой-то неприятный подтекст, и Ханна невольно ощутила желание защититься.

–Мы даже не были знакомы. Откуда взяться этой эмоциональной привязанности?– скептически спросила она.

Глупо было спорить с ученым его уровня, особенно если ты посредственная переводчица, но Ханна не могла сдержаться. Это была ее защитная реакция на то, что он подметил наличие у нее чувств к Эрику.

–Милая, ну, у любого душевного состояния есть научное объяснение,– всплеснул он руками.– Эмоции – работа лимбической системы, страсть – всплеск гормонов и нейротрансмиттеров, а возвышенная любовь до гроба – тонус дофаминовой системы, прилежащего ядра, вентральной покрышки среднего мозга и вентрального паллидума.

Это прозвучало как жуткое заклинание по развеиванию иллюзий. Что же получается: в темноте подсознания она встретилась с невидимыми частицами Ребекки Лейнц, а остатки препарата в сердце отправили ее в «трип» по мыслям Эрика?

–Мозг – вещь неизученная от слова «совсем»,– припечатал Рудяк, следя за ее лицом.– Мы приблизились к кромке тайны, но пока только можем наблюдать за симптомами и строить гипотезы. Мне нужно будет вас обследовать, Ханна. У вас найдется время приходить ко мне раз в неделю? Насчет работы не волнуйтесь, я все организую.

Он заговорщицки подмигнул, и Ханна покорно кивнула.

–И хочу вас обнадежить, в большинстве случаев плазмафереза достаточно, чтобы вывести вещество из организма,– успокоил он.

–А можно его не делать?

Вопрос застал Рудяка врасплох. Он недоуменно опустил очки на кончик носа и уточнил:

–То есть… вы не хотите избавиться от сновидений?

Ханна молчала, не зная, как объяснить. Но ей не хотелось возвращать страшноватые дары Ребекки Лейнц. Да, она боялась, была сама не своя, но с тех пор, как начала распутывать ее историю, как будто ожила. Если этот галлюциноген – последнее, что связывает ее, Ребекку и Эрика, то лучше принять его как благословение.

–Мне нужно узнать мнение моего… кардиолога,– туманно ответила она.

–Ни в коем случае,– чуть не подскочил Рудяк.– У нас секретное исследование, и я сам найду вам кардиолога высшей квалификации, который будет за вами наблюдать. Пани Марек, вы теперь наша пациентка! Если вопрос о компенсации…

–Мы можем не делать чистку крови?– настойчиво спросила Ханна, глядя на Рудяка в упор.

Тот прищурился и, кажется, понял причину. К счастью, обошелся без улыбочек и намеков. Просто закивал, как болванчик, и залебезил:

–Если нужды нет, пока не будем. Понаблюдаемся, да-да… И сделаем все официально, «ФЕМА» всегда на стороне закона.

Он пожал ей руку и церемонно выпроводил, назначив время для обследования на следующей неделе.

Ханна выходила с гудящей головой, но уже без скепсиса. Раз Рудяк считает, что мозг способен выкидывать такие трюки, а их загадочный препарат просто раскрывает его потенциал, то не о чем здесь спорить. Остался только легкий стыд, что он раскусил ее интерес к Эрику и унизительно распихал его по гормонам и отделам мозга.

Лифт бесшумно довез ее до холла, который уже опустел. Она вышла на холодную улицу, кутаясь в пальто. Несмотря на конец февраля, в воздухе пахло зимой, и казалось, что она никогда не кончится. Они застряли в ней всем городом.

Внезапно она узнала знакомый аристократичный автомобиль цвета мокрого асфальта. В свете фонарей у бампера вырисовывалась похожая на тень фигура со спадающими на лицо волосами. При виде нее фигура ожила и мелькнула уже знакомая улыбка на тонких губах.

–Я уж думал, он тебя никогда не отпустит.

–Эрик?– недоверчиво спросила она.– А что ты тут…

–Тебя жду,– с недоумением ответил он.– Мы же договорились. Поехали. Расскажешь, как прошло…