Шрифт:
Закладка:
Что же касается поколений в твоем романе – среди иудейских типажей должен быть типаж сионистский и даже немецкий, захваченный движением Герцля. Необходимо отметить начало сионистского брожения, пусть слабого, среди евреев Германии. Быть может, господин Леви в молодости тоже был под впечатлением процесса над Дрейфусом, или его брат-профессор, или кто-то в семье, среди близких. Прочти небольшую книжку Боденхаймера об этом, или Линтхейма, Кронмана, Рупина – все они из Восточной Германии.
Всё. На этот момент прекращаю свои советы. Прислушивайся к ним, но тщательно взвешивай, ибо не обязательно все принимать и выполнять.
Присматривался к тебе в тот вечер, когда ты была у меня. Ты выглядела усталой. Только головка твоя работала во всю силу. Ты сказала: “Поговорим позже”. Я слушал. Но более чем слушал, присматривался. Ты была бледна, под глазами синие тени. Только глаза были черны, глубоки и бодры. Только голова, как говорится, работала в полную силу. Старайся дать тексту глубокое русло, чтобы тек он извилисто или прямо, наметь ему берега, и он будет преодолевать все препятствия на своем пути.
Ты должна отдохнуть. Вот уже несколько месяцев ты трудишься, как в лихорадке. Но это слишком. Отдохни, ради Бога, – успокойся. Не копошись. Полагаю, что лишь при полном внутреннем успокоении ты сможешь продолжать писать. Тебе необходим покой. Более того, для тебя весьма важно одиночество на некоторое время. И поездки. Две недели на оздоровление – поездки и обычная суета. Остановись. Я готов отказаться от любой встречи, чтобы вернуть тебе внутренний покой и силу воли, ту свежесть, которую видел у тебя в Тель-Авиве.
Я пророю для тебя русла, и, если ты захочешь, пользуйся ими, как твоя душа пожелает. Но лихорадка творчества несет тебя, как слишком сильная буря. Ты не можешь вырваться из этого лихорадочного состояния. Отдыхай, отдыхай, пожалуйста, успокойся. Соберись мыслями. Этого можно достичь лишь при полном внутреннем успокоении. Такая масса событий и впечатлений. Ты еще не успела их осознать. Оглянись на путь, который ты прошла в течение последних двух месяцев. Это поможет тебе собраться мыслями, сконцентрироваться.
Прими эту духовную диету с улыбкой, со сдержанностью, как ты умеешь. А я, тем временем, выясню у Шлионского, что можно сделать для твоей работы. Выбора нет. В настоящее время надо трудиться с удвоенной энергией. Я имею в виду дневную работу в кибуце и ночную работу над романом. Именно для этого тебе надо набраться сил. И не вступай в пререкания с кибуцем. Экономь силы, сохраняй нервы, не сердись и не злись, взвали на себя этот груз. Придет время, ты сможешь его сбросить и взвалить на себя груз по собственному выбору.
Надо тебя на какое-то время оставить с самой собой. Запрись в квартире, как ты собиралась сделать. Врываться не буду, пока ты этого не пожелаешь.
И еще нечто, касающееся романа. Тебе надо будет возобновить связь с твоим нелюбимым братом в Хайфе. Он будет типом нарождающейся израильской буржуазии. До сих пор было характерным, что эта буржуазия слаба. Рабочее движение опередило ее, заняв все позиции, ибо страна могла быть построена лишь силой бескорыстных первооткрывателей. Теперь Бен-Гурион печется о буржуазии, передает ей позиции из рук рабочих. Почти не было у нас крупной буржуазии. Она возникает и укрепляется сейчас. Она уясняет себе свою роль, обогащается, обосновывается, выстраивает свою идеологическую базу. Ты должна дознаться у брата, в чем сила этой молодой буржуазии. Важно это сделать именно сейчас, в период решительной дифференциации в буржуазной среде на различные группы.
Я внимательно слушал твои рассуждения о содержании и форме и не был готов к ответу. Дело сложное и нелегкое. Ты абсолютно права, говоря о том, что Пикассо, к примеру, в середине своего пути, как художник, наткнулся на интеллектуальную преграду и не завершил хода своей мысли. Он застрял на этапе анализа и не завершил его новым синтезом Это верно при анализе путей логического размышления. Но с точки зрения диалектики, все усложняется. Не всегда верен логический или диалектический путь размышления, и законы логики всего не объясняют. Следует рассмотреть эту проблему со всех сторон. Литература – средоточие почти всех общественных наук. Писатель не чувствует, что, объясняя судьбу личности, семьи, класса или народа, даже в самом небольшом фрагменте о жизни, пользуется различными выводами психологии, философии, историографии, социологии, экономики. И так далее, без конца. Даже доводами естественных наук он пользуется, не сознавая этого.
Разные мнения из различных наук выстраивают образы литературы и других искусств.
Во времена Пикассо психологи и философы считали, что, по сути, мы не можем знать – видим ли мы некий внешний мир, существующий самостоятельно, вне нашего сознания Мы можем принимать лишь различные импульсы ощущений, идущие от окружающего нас мира. И это отражения нашего внутреннего мира, а не внешнего, ибо благодаря нашим снам, нашим галлюцинациям – дневным и ночным – часто трудно различить, что реально, а что – от воображения. А раз так, мы можем делать с ним все, что нам заблагорассудится – свободно соединять и комбинировать элементы этого воображения по законам наших снов или галлюцинаций, поскольку решающим является наш внутренний мир. Таким было господствующее мнение в конце девятнадцатого века. Ницше сказал, что главное – “быть”, а реальность всегда лжет. Этого же мнения придерживался Оскар Уайльд, который жил во времена Ницше. В начале двадцатого века эту мысль развивал в своих сочинениях Анри Бергсон. Я упоминаю лишь тех философов, которые силой своего искусства популяризировали эти идеи, не говоря уже о философах и психологах, доказывающих в своих многотомных сочинениях справедливость этого господствующего мнения. Потому художники тех лет видели возможность – рисовать голубых коней или человеческие глаза – в сердце, и так далее. Следует исследовать эту проблему, скрестив все мировоззрения того поколения, касающиеся искусства тех лет. Диалектический подход к этой проблеме, в первую очередь, должен быть всесторонним. Именно это я пытаюсь сделать.
Послал тебе копию текста Агнона, чтобы ввести тебя в мои исследования этого писателя. В этом его фрагменте ты найдешь выражение его поисков в начале творческого пути: эротику Каббалы, дискуссию о хасидизме, влияние Мартина Бубера, которое начало усиливаться, экспрессионизм, распространившийся в западной Европе. Я стараюсь понять, как все это повлияло на творчество Агнона в течение полувека. Он притягивает меня и отталкивает одновременно, и я
