– Подождите, пока не узнаете всю историю, – посоветовал инспектор. – Если нам придется производить какие-либо аресты, не стоит оглашать о них заранее.

– Доктор Лоусон только что сделал крайне неудачное заявление, – сказал доктор Джарвис, – которое весьма охарактеризовало его, хотя мне претит дискредитировать его. Он действительно хороший хирург, но он недостаточно современен. Мы должны получить от него всю возможную информацию, прежде чем он заподозрит, что мы за чем-то охотимся.

Затем он нацарапал на листе бумаги: "Спросите, кто ухаживал за Крейгхедом".

Через несколько секунд адвокат спросил:

– Доктор Лоусон, за мистером Крейгхедом, конечно, была закреплена ответственная медсестра?

– Он был в хороших руках, мистер Бейли, – сказал доктор Лоусон. – Он сам хотел, чтобы его сын Росс и мисс Тесси Преттимен, которых он, очень любил, были с ним и давали лекарство ему.

– Мисс Преттимен здесь? – спросил адвокат.

– Она сидит прямо за вами.

– На сегодня это все, спасибо вам, доктор, – заключил мистер Бейли.

И доктор Джарвис, и инспектор пристально посмотрели на девичью фигурку, поднявшуюся на свидетельское место. Она была высокой, хорошо сложенной, с копной светлых волос, обрамлявших очень красивое, выразительное лицо, сейчас осунувшееся от беспокойства и ночных бдений.

– Вы ухаживали за мистером Крейгхедом во время его последней болезни, не так ли, мисс Преттимен? – спросил адвокат после завершения обычных предварительных процедур.

– Росс и я по очереди, а иногда мы оба сидели с ним вместе, – сказала девушка. – Он становился раздражительным, когда кто-то из нас отсутствовал хотя бы на минуту.

– Вы давали ему лекарства? – продолжил адвокат.

– Иногда это делала я, а иногда это был Росс, – сказала девушка тихим голосом, в котором был заметен легкий оттенок эмоций.

– Черт возьми, док, – рявкнул инспектор, – где этот молодой человек? Если он что-нибудь знает, мы можем поработать и с ним, и с Тесси.

– Вот он, через три места, – ответил доктор Джарвис. – Один взгляд на него должен тебя удовлетворить.

Они смотрели на высокого, хорошо одетого юношу двадцати двух лет, искреннего, мечтательного на вид парня, но сейчас его губы были плотно сжаты, очевидно, он был возмущен тем, как допрашивают девушку, которую он любил.

– Мисс Преттимен, – спросил адвокат, который все еще не уловил намека доктора Джарвиса, – как умер мистер Крейгхед? Опишите симптоматику.

– Я едва ли могу вам это сказать, – без колебаний ответила девушка. – Росс ложился на некоторое время в соседней комнате с открытой дверью всякий раз, когда мистер Крейгхед задремывал поздно ночью. Мистер Крейгхед умер очень внезапно, потому что я прибежал через несколько секунд после того, как Росс закричал, что он в опасности. Росс, конечно, видел, как он умирал, но ничего не сказал мне об этом. Он сказал, что это было слишком ужасно.

– Сейчас самое время. Док, – сказал инспектор, в котором проснулись все его инстинкты детектива. – Мы посмотрим, что скажет юноша, и тогда, если это бросит на него подозрение, мы сможем увидеть, насколько глубока привязанность Пигги Билла к своей милашке.

В девушке инспектор, ищущий важных откровений, увидел теперь не хорошенькую леди, а возможную сообщницу Пигги Билла Хови в каком-то грязном деле.

– К присяге вызывается Росс Крейгхедом, – сказал коронер, который гадал, то ли ему наскучит множество статистических данных о страховании, то ли ему предстоит столкнуться с драмой, которая еще не развернулась.

Гул разговоров в зале суда прекратился, когда Росс выступил в суде. Никто не знал, в каком направлении движется расследование. Даже коронеру эти долгие перечисления симптомов без какой-либо очевидной цели показались неоправданно затянутыми. Присутствие инспектора Крейвена озадачило его. Ему не особенно нравилось, что полиция наблюдает за тем, как он проводит расследование. Он довольно резко попросил ускорить разбирательство.

– Мистер Крейгхед, – начал адвокат, – вы были с вашим отцом в его последние часы?

– Да, я был, – печально ответил Росс.

– Вы покупали лекарства, которые ему давали?

– Нет, сэр, – последовал ответ. – Он становился очень ворчлив, если я отходил от него. Когда я задремывал, он начинал звать меня просто поговорить. Он так сильно ощущал потерю своей активности, что это вызывало жалость. Мисс Преттимен, которая любила его почти так же сильно, как и я, потому что мы всегда были вместе, никогда не возражала против того, чтобы пойти куда-нибудь за тем, чего бы он ни захотел, днем или ночью.

– Я бы сказал, что это не совсем так, – мрачно пробормотал инспектор доктору Джарвису.

– Итак, – продолжал адвокат, повинуясь подсказке врача, – как умер ваш отец? Я не хочу усугублять вашу боль, но мы должны прийти к какому-то пониманию точной причины смерти вашего отца.

– Ну, – устало ответил Росс, – он настаивал на приеме опиатов; он сам знал, как делать подкожные инъекции, но он принимал какой-то другой наркотик, возможно, героин. Он не был наркоманом, но часто говорил, что готов принять что угодно, лишь бы заглушить боль. Это произошло как вспышка. Я не знал, что яд в крови может распространяться так быстро. В ночь своей смерти он принял опиат и казался сонным, так что я сказал, что прилягу на минуту или две. Он взял бутылку, в которой была бесцветная жидкость, и налил немного в стакан с молоком. Тогда он был в полусне, поэтому я пошел в свою комнату, пока он пил его, потому что он часто выпивал стакан молока таким образом. Я очень мало спал в течение двух или трех дней и сразу же задремал, не снимая одежды. Я проспал не более четверти часа, когда меня разбудил грохот. Это был звон бьющегося стекла, как я узнал мгновение спустя. Я ворвался в его комнату, чтобы увидеть, как он испускает последний вздох. Он опрокинул стол, на котором стояли пузырьки с лекарствами. Но какое ужасное зрелище предстало моим глазам! Его кисти, предплечья, ноги дергались от секунды к секунде, затем, прежде чем я успел позвать на помощь, у него начались конвульсии, и он умер. Я позвонил доктору Лоусону. Казалось, прошла вечность, прежде чем он ответил. Мисс Преттимен услышала мои крики и была со мной. Доктор Лоусон спросил, принимал ли он что-нибудь, кроме прописанного им лекарства. Я сказал, что да, он сделал подкожную инъекцию с другим опиатом. "Безнадежный дурак, – воскликнул он. – Я предостерегал его именно от этого. Он практически покончил с собой. Шок от операции и так был слишком силен". Когда доктор добрался до нашего дома, он сказал, что было слишком поздно что-либо предпринимать.

– Вы смотрели на бутылки на полу? – спросил адвокат.

– Да, сэр, –