— Дьявольщина! Где свет и где я?

— Так нужно для дела. Платье вам я уже заказала, это должно быть что-то сверхординарное.

— У меня же есть платье, то, багровое…

— В нем вы выйдете с обращением к парламенту. В свете нельзя дважды появляться в одном платье. И то, что прилично для формальных мероприятий, не подходит для светского раута.

— Как же все сложно у вас, буржуев…

— Ничего. Вы управляли армией и с этикетом уж как-нибудь управитесь. Каин, проводи меня.

Иногда мужество нужно не только для того, чтоб сражаться до конца, но и для того, чтоб взглянуть правде в лицо. В этой войне нам не победить. Я знаю, что ультиматумам Нового порядка веры нет. Потому от нас не требуют более сложить оружие. Мы сохраним свои отряды, но боевые действия прекратим и убедимся, что правительство держит слово…

— Проект положения о милиции готов? — хмуро спросил вернувшийся Михайлов.

Он не смог убедить Веру остаться и был не в духе. Саша молча протянула листы, отпечатанные секретарем с ее исчерканного пометками черновика.

Этот проект был итогом жарких споров. Саша долго убеждала Михайлова и его единомышленников, что призыв сложить оружие и распустить повстанческие отряды никакого эффекта не возымеет. В итоге было решено всем восставшим, кто не захочет немедленно вернуться по месту жительства, или кому попросту некуда возвращаться, разрешить сформировать милицейские отряды под управлением МВД — подчиняться ОГП мятежники никогда не стали бы. Милиция должна была охранять население от настоящих бандитов, коих хватало.

— Изложено неплохо, — признал Михайлов, быстро прочитав текст. — Однако главный вопрос так и не решен: за чей счет милиция станет существовать.

— Ты — министр финансов, — буркнула Саша. — Хочешь мира — напечатай денег.

— Тебе известно, что в стране инфляция? — хмыкнул Михайлов. — Тебе вообще известно, что такое инфляция?

Работа быстро сблизила их. Михайлов происходил из разночинцев, Саше с ним было просто. Они перешли на «ты», хотя определенно не спали вместе и вроде бы не убивали людей вместе. Впрочем, в последнем Саша не была уверена: бумаги, над которыми они работали, кому-то несли жизнь, а кому-то — смерть.

Участвовать в управлении страной оказалось куда сложнее, чем критиковать тех, кто этим занимается.

— Возможно, милицию можно будет привлечь к организации помощи голодающим, — протянул Михайлов. — И к работам по восстановлению инфраструктуры.

— Если ты понимаешь, что вооруженных людей не получится превратить в рабов, то да.

— Как думаешь, на твоих друзей это подействует?

Саша вздохнула:

— Не на всех…

Она догадывалась, что воззвание возымеет эффект на некоторых из командиров Антонова. Не то чтоб их тронут страдания голодающих в далеких губерниях, но ведь и черноземная Тамбовщина стояла у порога голода. Если не отсеяться весной, вымрут все. Посевного зерна не осталось, но правительство могло помочь. Что до прочих… Все понимали, что восстание не приведет ни к чему, но не всех это останавливало. Лекса, Гланька… они погибнут, но не сдадутся. Белоусов, верно, Сашу понял бы и одобрил бы ее планы, но он своего командира не предаст, а Народной армией командует Антонов, этот может захотеть сражаться до последнего. Эх, Саня… Неужто им снова становиться врагами.

Для друзей она — предательница.

— Бардак у вас, а не революция, — усмехнулся Михайлов. — Кто в лес, кто по дрова…

— Будто у вас при Новом порядке лучше, — огрызнулась Саша. — Фракции эти бесконечные, камарильи… Тоже мне, порядок.

— И то верно. Однако это оставляет нам пространство для маневра. У политики народной беды каждый день появляются новые сторонники во всех отделах правительства.

— И что же их к тому побуждает?

— Да как обычно. Кто-то надеется списать старые грехи под новое начинание. Кто-то видит карьерные возможности для себя. Кто-то понимает, что Новый порядок перегнул палку с сегрегацией, богатые слишком уж рьяно кинулись жрать бедных, и если ситуацию не выправить, восстания не угаснут. А кому-то попросту тошно от перспективы бросить миллионы голодающих безо всякой помощи. Представь себе, и нам не чуждо ничто человеческое. Выпьешь со мной коньяка, мой комиссар?

— Я не твой комиссар, я свой собственный комиссар. А самогонка у тебя клопами воняет. Ну наливай уже.

Михайлов, чертыхаясь, возился с краником хрустального коньячного бочонка. Этот дом достался ему со всей обстановкой — хозяева сгинули в, как говорили при Новом порядке, Смуте. Вера не жила здесь постоянно, только оставалась на ночь, когда Михайлову удавалось ее уломать. Эта женщина мастерски вертела мужчинами; Саша наблюдала за ней с изумлением и завистью. Самой ей никогда и в голову не приходило прибегать к подобным уловкам — в мужчинах она видела прежде всего таких же людей, как она сама.

— Знаешь, что мы с тобой уже в одном расстрельном списке у этих, как их там, максималистов? — Михайлов отпил коньяк из бокала и прикрыл глаза от удовольствия.

Саша кивнула. В дом Михайлова каждый день доставляли кипу газет — отечественных и иностранных, легальных и подпольных. «Знамя борьбы» на уже знакомой рыхлой бумаге тоже среди них было. Максималисты по-прежнему записывали во враги революции вообще всех, но Саша теперь числилась в перечне пособников Нового порядка, а не в списке узурпаторов революции вместе с Антоновым и покойным Князевым. Даже и здесь они оказались разделены. Впрочем, угрожали своим террором максималисты одинаково всем, хоть пока ничем, кроме деклараций, себя не проявили.

— Насчет проекта создания милиции, — сказал Михайлов, допивая коньяк. — Необходимо, чтобы Щербатов увидел его раньше министра внутренних дел. Сама понимаешь, комиссар, такие вещи через голову ОГП не делаются.

— Я сегодня внесу последние правки и отправлю ему проект.

— Да не беспокойся, Щербатов сам завтра зайдет сюда. Покажем ему все свои наработки. Если удастся его убедить, что политика народной беды имеет шансы — полдела, считай, сделано.

* * *

Новый порядок станет меняться не по доброй воле, а оттого, что иначе ему не выстоять. Последнему мы могли бы радоваться, если б забыли, сколько всего он утянет на дно вместе с собой. Миллионы голодающих не дождутся помощи. Наши соотечественники окажутся брошены посреди дичающих окраин. Страна не выдержит еще одного витка гражданской войны…

— Саша, здравствуйте.

Саша поспешно вытащила изо рта кончик пера, которое грызла в задумчивости:

— Доброе утро, Щербатов.

Повисла неловкая пауза. Саша гадала, принял ли ее разбитый в Самаре нос прежнюю форму или еще весь распухший — в зеркало она посмотреться забыла. Михайлов, у которого хранилась последняя версия проекта о милиции, отчего-то задерживался у себя в кабинете.

— Как Князевы? — спросила наконец