устойчива, административно сравнительно эффективна и слабо коррумпирована — если, разумеется, брать для сравнения тогдашний уровень коррупции в странах с сопоставимым с СССР уровнем социального и культурного развития на периферии Европы (Турция, Италия, Греция). Наличие жесткой иерархии в центральном партийном и государственном аппарате, четкое разделение сфер ответственности между чиновниками сочетались с наличием множества формальных и неформальных механизмов согласования интересов при принятии решений. В этом отношении шутка чиновников со Старой площади, где размещался комплекс зданий аппарата ЦК КПСС, что в СССР политика не многопартийная, но многоподъездная (в каждом «подъезде», а точнее отдельном здании, «сидел» свой отдел аппарата ЦК КПСС), как нельзя лучше описывала ситуацию. Если в США лоббисты тех или иных интересов занимали места конгрессменов или постоянно находились в коридорах законодательной власти, то в СССР они были инструкторами аппарата ЦК КПСС или назывались парторгами министерств.

Эта система помогала преодолевать многие недостатки советской экономики и политики, но, разумеется, не могла решить ее коренных проблем — недостаточной эффективности, низкого уровня производительности и производственной культуры, которые базировались на почти полной невозможности проявить частную инициативу, а также крайне неудачной ценовой политике[459]. Тем не менее имеет смысл согласиться со Стивеном Коткином в том, что эта система в целом обеспечивала жизнеспособность советской политической модели[460].

Однако сделанные в этом разделе утверждения о наличии в партаппарате площадок для коммуникации и нахождения компромиссов, равно как и о жизнеспособности модели в целом, не отменяют реалий, в которых существовала советская экономика в целом и каждый ее агент в частности. Она была полна непрерывных конфликтов как по вертикальной, так и по горизонтальной линии коммуникации. И жизнеспособность не подразумевала реализации главного номинального экономического достоинства систем — ее плановости и тем более чаемой «планомерности» (то есть систематического и ритмичного исполнения запланированного).

НЕСПОСОБНОСТЬ ПЛАНОВОЙ ЭКОНОМИКИ ДОСТИГАТЬ НАМЕЧЕННЫХ ЦЕЛЕЙ

План — не догма, а руководство к действию!

(Популярная шутка сотрудников Госплана 1970–1980-х годов)[461]

С доктринальной точки зрения, сформированной еще в 1910–1920-е годы, плановая экономика должна была обеспечить рациональное распределение ресурсов и производительных сил, устойчивый рост производства и все большее удовлетворение потребностей трудящихся, в отличие от стихийного капитализма, регулярно переживающего глобальные кризисы. Однако в реальности советская плановая экономика складывалась не по какому-то разработанному плану, а постепенно и эмпирически. Так во всяком случае утверждал в мемуарах человек, непосредственно причастный к ее формированию с конца 1920-х годов, — Владимир Ситнин[462].

В 1975 году, на пике брежневской стабильности, по данным и. о. заведующего Отделом плановых и финансовых органов ЦК КПСС Бориса Гостева, план не выполняли 2/3 министерств, а 95 % предприятий не производили никакой продукции высшего качества. Товары народного потребления на 2 млрд рублей государство было вынуждено уценить, но они все равно остались на полках[463].

В личном фонде Михаила Суслова отложилась рукопись его доклада, подготовленного в апреле 1975 года, — «Об основных направлениях развития народного хозяйства СССР на 1976–1980 гг.» с резкой критикой экономической ситуации в стране[464]. В нем, в частности, зафиксировано, что

недополучено нацдохода по сравнению с пятилеткой примерно на 50 млрд. рублей. Сельское хозяйство недодало чистой продукции примерно на 40 млрд. рублей. <…> Неудовлетворительное положение дел в капительном строительстве (распыление и задержка с вводом в строй новых мощностей, удорожание строительства). В целом по промышленности, объем капитальных вложений меньше плановых на 13,4 млрд. рублей, а по сельскому хозяйству, автотранспорту и [нечитаемо] — на 13,3 млрд. больше! чем предусмотрено 9-ой пятилеткой. Ввод вследствии новых мощностей за пятилетку составил: по выплавке сталей, производству труб — 52–54 %, по прокату черных металлов — 73 %, аллюминия — 69 %, цинка — 24 %, химического волокна и пласмасс — 65 %, прокатного оборудования — 40 %, химического оборудования — 63 %, мебели — 60 %, трикотажа — 41–46 %, прядильных веретен — 56 %, ткацких станов — 64 %. Таким образом экономический потенциал (базовый) для новой пятилетки оказался ниже уровня запланированного на конец девятой пятилетки. Потери промышленной продукции от несвоевременного ввода в действие производств составил за пятилетку более 40 млрд. рублей. Кроме того народное хозяйство несет большие потери из-за медленного освоения введенных производственных мощностей (в промышленности не менее 14 млрд. рублей). <…> Низким остается качество многих видов продукции. <…> Фондоотдача снизилась в промышленности на 4,8 %, в сельском хозяйстве на 23 %. Эти и другие недостатки в 9-ой пятилетке существенно усилили напряженность с удовлетворением потребностей народного хозяйства в черных и цветных металлах, топливе, оборудовании, продукции химической промышленности, предметах нар.[одного?] потребления, а также в финансовых ресурсах государства. Обострение проблемы денежного обращения, недостаток товарной массы, возрастание разного рода дотаций и возмещения убытков. В 1975 году они составили 26 млрд. рублей, а за пятилетку — 120 млрд. рублей (в том числе закупка скота и молока — 76 млрд. рублей, [неразборчиво] хозяйству — 13,5 млрд. рублей, сельхозтехнике — 7 млрд. рублей)[465].

«Все десять пятилеток, включая восьмую, когда был получен максимальный прирост, сельское хозяйство недовыполняло планы», — говорил на коллегии Госплана СССР 11 декабря 1978 года первый зампред Петр Паскарь[466].

Соответственно этим свидетельствам плановая экономика не была способна достигать намеченных целей не только целиком и полностью, но и во многих наиболее важных, ключевых аспектах, от которых зависело ее функционирование в целом.

В этой главе мы рассмотрим вопрос, почему «научно разработанные» планы не реализовывались в полном объеме в целом и откуда брался хронический дефицит ресурсов.

Однако прежде всего следует сказать, что проблемы плановой экономики, в том числе невыполнение планов, были очевидны на фоне бурных темпов ее развития. По такому показателю, как «темп роста валовой продукции», экономика за пятилетку 1965–1970 годов выросла на 150 % (из запланированных 153), в 1970–1975 годах на 143 % (из запланированных 147) и в 1975–1980 годах на 130 % (из запланированных 136). То есть, по подсчетам чиновников аппарата Совета министров СССР, из мемуаров которых взяты эти цифры, ситуация не выглядела драматически, хотя и была хуже, чем планировалось[467].

Разумеется, надо принять во внимание, что эти цифры представлены без учета инфляции. За 1965–1980 годы она съела примерно 30 % прироста, если считать его в рублях. Кроме того, значительную часть прироста давало производство вооружений, чей рост шел опережающими экономику темпами. В результате, хотя прирост валовой продукции в денежном отношении (а не в фактически произведенной продукции) увеличился на 73 % за пятнадцать лет, абсолютная стоимость одного процента прироста увеличилась с 2,37 млрд рублей до 5,15 млрд, то есть более чем в 2 раза[468].

Однако все