И вот сегодня, сейчас – все! Чуда не будет. Забившаяся куда-то в дальний закуток подсознания после боя у Чемульпо надежда на возвращение в XXI век «на заслуженный отдых» сдохла окончательно. И осталась война. Его война… И он здесь. Самый первый, после Бога…

– Но мы же их уже раскатали… Факт. По полной раскатали! Что они могут против нас?.. Раскатали? И самураи сдулись? Ой ли? Сам-то ты себе веришь? И почему тогда такими далекими и незначительными стали вдруг все эскадренные и прочие баталии ушедшего года? Даже величайшая морская битва новейшей истории – Шантунг…

Не потому ли, что именно здесь и сейчас российскому флоту под твоим командованием предстоит исполнить то, ради чего он, собственно, и создавался? Причем создавался всем 130-миллионным русским народом… Нет. Впереди не просто очередной бой. Впереди решительный акт международной политики. Большой политики. Когда от одного твоего верного или неверного движения, слова может зависеть, добьется или нет твоя страна необходимых ей итогов войны, которые оправдают перед потомками все ее кровавые потери и лишения, а не выигрыша одного или нескольких сражений.

Вот что сейчас так тяжко давит на плечи! Та ответственность флотоводца, которую хорошо прочувствовал гениальный британец Горацио Нельсон, отдавая приказы о повешении Караччиолы или расстреле без объявления войны флота датчан у Копенгагена. И понимания которой, увы, не хватало величайшему из наших адмиралов Федору Федоровичу Ушакову. Чего стоило одно только учреждение им независимой греческой республики на Ионических островах?.. Самому Ушакову – карьеры. А России?

Да только ли об одном Ушакове речь? Увы, со времен Петра Великого мало кто из русских адмиралов задумывался о том, что флот – это важнейший инструмент внешней политики государства. Его самая длинная и быстрая вооруженная рука. Не осознавали этого многие видные представители правящей верхушки, в уповании на нашу мнимую континентальность считавшие, как и допетровское боярство, флот «дорогим баловством». Одним лишь «бритьем бород» тут не обойдешься. Предстоящее сражение в Питере с им подобными будет куда как пострашнее Шантунга.

Но все это будет позже. Если доживем. Проблемы нужно решать по мере поступления, поэтому сейчас на повестке дня один вопрос – окончательный расчет с микадо. Или мы ставим точку в войне на наших условиях здесь и сейчас, или все наши усилия, все жертвы, все страдания, вся кровь, как песок сквозь пальцы, утекут в никуда…

И то сказать, тяжко ему! Цаца какая!

Петровичу вдруг вспомнились фраза и выражение лица незабвенной Алисы Бруновны из «Служебного романа», и он тихо рассмеялся… Обруч, сдавивший виски, ослабел и отпустил. И пришло откуда-то, из безмерно далекого далека, хриплым и усталым бессмертным баритоном:

Когда идет дождь,

Когда в глаза свет

Проходящих мимо машин, и никого нет…

На дорожных столбах венки,

Как маяки прожитых лет.

Что ты в пути?

Третью жизнь за рулем,

Три века без сна,

Заливает наши сердца серым дождем…

И кажется: все по нулям кислород и бензин,

И с кем-то она…

Но все-таки знай: ты не один!

На дороге туман – нам мерещится дым.

Ты уехал за счастьем – вернулся просто седым.

И кто знает, какой новой верой решится эта борьба?

Быть на этом пути – наша судьба…

Ты не один!

И то верно! Он ведь не один плечи свои и голову подставляет. Наместник, когда благословлял, отдавая приказ на операцию, ответственность на себя не меньшую, чай, взвалил! И чего бы проще – дело сделано. Флот неприятельский у Шантунга утоплен. Пусть ведомство Остен-Сакена все до конца доводит. Но нет. По-другому решил адмирал Алексеев. Оглушенную гадину нужно непременно добить. Покуда заступники-реаниматоры со всех сторон не набежали.

А все вокруг? Моряки, армейцы? Разве они, каждый на своем месте, не ощущают своей меры ответственности? Петровичу припомнился пожилой хмурый боцман флагманского броненосца Саем с его громогласным «Веди, отец! Не выдадим!», подхваченным всем строем команды и офицерами «Орла». А им ведь многим впервые в бой… Нет, такие не выдадут!

И вдруг спокойно и тепло стало на сердце. Значит, все правильно. Все как должно.

Только бы молодой по-дурному голову не подставлял. Выдрать бы его за то художество у Осаки нужно, а не Георгия перед строем вручать, как Беклемишев. Хотя, с другой стороны, все справедливо. Если бы они тогда на своих трех «газолинках» не бросились снимать команду с торпедированного брандера-прорывателя, много народу погибло бы на нем. Японцы-то уже пристрелялись с берега…

Эх, мичмана, мичмана, ну какая ж вы шпана! Или как там у классика: «Пусть мальчик заслужит свои шпоры». А нам, что нам остается, когда полтинник откорячился? Нам остается завидовать и спокойно делать свое дело… Эх, добраться бы как-нибудь до Вадикова папашки, что мне двадцать лет ни за что ни про что списал…

От дальнейших размышлений о судьбах мира, России, флота и себя любимого Руднева оторвал негромкий стук в дверь и настороженный голос вестового:

– Ваше высокопревосходительство, Всеволод Федорович, все ли ладно? Голос подайте хоть, с час ведь уже… С мостика передать велели: подходим, скоро на якорь становиться будут.

– Все в порядке, Тихон. Прости, пригрелся… Пропарил старые косточки. Выхожу уже. Наверх передай: буду через десять минут. Давай, скоренько!

* * *

Снаружи до ушей собравшихся доносились приглушенные шум, топот, скрип талей и блоков, выкрики, обрывки фраз из богатого бурлацко-боцманского лексикона… Угольный аврал. Ничего не поделаешь, приходится мириться со всем этим гвалтом. Времени в обрез…

В адмиральском салоне «Орла» было тесно. Если учесть, что кроме командующего флотом и его штабных офицеров здесь находились командиры всех отрядов и кораблей флота, а также командующий десантного корпуса генерал-лейтенант Щербачев с начальником его штаба великим князем Михаилом Александровичем и командирами почти всех назначенных к высадке подразделений, удивляться этому не приходилось.

Поблагодарив собравшихся за безукоризненное выполнение первой части плана операции, Руднев без паузы перешел к тому, что предстояло собравшимся у маленького вулканического островка в ста семидесяти милях от Ураги российским морским и армейским офицерам, а также их многочисленным подчиненным в ближайшем будущем:

– Представляется, господа, что расклад пока получается следующий. Японцы ждали нас у корейских портов неделю назад. Дня два-три продолжали ждать по инерции. Егорьев с Витгефтом должны поворошить муравейник у Пусана, но что и как там у них вышло – информации у нас нет. Поэтому исхожу из худшего.