Я провел у озера пару суток, а когда время высиживания птенцов было на исходе, я обратил свой охотничий интерес на крупных уток, о которых можно было подумать, что они планируют создавать семью лишь спустя год-два. Но в лагере и вокруг него было не очень приятно находиться из-за ядовитых комаров и других насекомых, а также жары. Термометр рыбаков в полдень на солнце показывал 48 °R, а в 12 ч. ночи – 18° тепла, то есть немного теплее, чем нужно. По пути домой нас безжалостно мучили маленькие кусающиеся мошки, и стояла такая гнетущая жара, что даже в повозке невозможно было насладиться столь необходимым мне сном.

Ежегодно 19 (7) июня в Тюмени на широком ровном поле на окраине города проводится большой народный праздник. В старые времена там, по-моему, был целебный источник, к которому шло множество людей, желавших выздороветь. На этой зеленой равнине, которая в обычное время пустует, все кишело людьми, которые двигались между палаток, стрельбищ и лавок скоморохов. Все вместе это производило впечатление веселой ярмарки или, скорее, напоминало датский развлекательный парк Дюрехавсбаккен[68].

24 (12) июня в Тюмени отмечалось открытие настоящей ярмарки, похожей, например, на то, что ежегодно проводится в Ирбите. Как говорят, рынок, который ежегодно должен был работать лишь один месяц, уже в первый год своего существования стал для купцов очень прибыльным. Там продавалось множество самых разнообразных товаров, как привозных, так и местного производства; среди первых был представлен большой ассортимент сельскохозяйственных инструментов и машин (что было в новинку).

В первые дни июля площади были переполнены спелыми ягодами: земляникой, крыжовником, черной и красной смородиной, а также капустой, бобами, огурцами и дынями. Приблизительно первого июля начался сенокос, а 14 июля можно было увидеть множество снопов сена на просторных полях в окрестностях города.

Примерно 20 июля Тюмень посетил один совершенно непрошеный гость – к сожалению, не было принято мер, чтобы этого не произошло. Гостя звали холера, и он изгнал многих горожан из их теплых, уютных домов в далекие выселки, пока городские власти различными запретами не остановили это добровольное бегство от смерти. На перекрестках улиц вывешивались печатные плакаты с рекомендациями, какую следует соблюдать диету, чтобы избежать цепкой хватки лап этого гостя.

Однако в Тюмени была питательная среда, откуда холера черпала пищу и энергию, чтобы с их помощью убивать одного за другим жителей города, как ей заблагорассудится. Это были кучи мусора как в самом городе, так и за его пределами, и удивительно, что никто, ни местные власти, ни кто-либо другой не придавал никакого значения этому фактору. Ужасная вонь из углубления в земле между основной частью города и его пригородом, городищем, куда почти ежедневно вывозился дурно пахнущий мусор самого разного рода, как пыль распространялась по всему городу и вследствие сильной летней жары спровоцировала ужасающую эпидемию, которая унесла жизни тысячей жителей Тюмени. Лишь когда летнюю жару сменила прохлада приближающейся осени, убийственная сила эпидемии спала, и выжившие смогли вздохнуть с облегчением. Город был огорожен, поэтому к мысли о смерти уже начали привыкать. Но, слава богу, ангел смерти обошел стороной двери дома г-на Маркуссена, хотя он побывал почти везде и во многих домах взял себе жертвы. Было очень опасно употреблять овощи и некипяченую воду или квас (русский национальный напиток кисловатого вкуса), после начала эпидемии было запрещено продавать на рынках эти продукты.

Однажды г-на Маркуссена навестил молодой красивый человек. – Я не боюсь холеры, – сказал он, – хотя я не ем огурцы, один маленький кусочек не сделает никакого вреда.

На следующий день он откусил от этого запретного плода, а спустя полчаса он уже был мертв. Кстати, в саду г-на Маркуссена помимо всего прочего росло множество вкусных сочных огурцов. Г-н Маркуссен и живший у него молодой дворянин русско-татарских кровей пошли со мной осмотреть огурцы, которые с каждым днем становились все крупнее и крупнее. Мы были немного гурманами, поэтому в один прекрасный день мы взяли огурец средних размеров и откусили от него. Для меня до сих пор остается загадкой, как мы могли так необдуманно поступить и поддаться искушению, но было так жалко отказаться от этого зеленого овоща, который прямо побуждал нас к безрассудству. Я почувствовал, как пережеванный кусок, словно вода, прошел вниз в пищевод, но сделанного уже было не вернуть, и теперь оставалось лишь сетовать на свое слабоволие, не устоявшее перед искушением! Я тут же был охвачен холерой, которая проявлялась в диких болях в животе, тошноте, головной боли и диарее. Мне очень повезло, что недалеко была общественная уборная, куда я вовремя добрался и где провел несколько часов, мечась между жизнью и смертью. Потом мне полегчало, и слава богу, что смерть не забрала меня с собой. На следующий день я полностью отошел, хотя почти не мог есть. Мой товарищ пережил примерно то же самое, его постигла болезнь, однако он тоже от нее отделался. Остаток лета мы были очень осторожны с тем, что мы ели, став более разборчивыми.

Однажды нас посетила прекрасная дама в возрасте. Она сказала, что опасность от эпидемии была бы меньше, если почаще находить прибежище в бутылке коньяка. Однако это было ошибочное мнение, которое она себе составила, так как на следующий день мы узнали, что она умерла от холеры. В нашем квартале люди умирали как мухи. В двух домах, принадлежавших г-ну Маркуссену и примыкавших к нашему, умерли три человека, и мы не исключали, что как минимум один из нас мог стать следующей жертвой.

Как-то раз, когда я пошел прогуляться по городу, я увидел человека, лежавшего в сточной канаве рядом с кабаком. Вокруг него стояли юноши, говорившие, что он умер, хотя он, скорее всего, просто был мертвецки пьян. На место прибыли два пожарника, которые забросили мужика на повозку, обмотали его в несколько циновок и увезли. Другой мужик, которого привезли на место захоронения, начал внезапно шевелиться и попросил пощады, «поскольку он не был пьян, а просто не мог встать».

– Нет, ты точно мертв, – сказал кучер, – доктор должен знать это лучше, чем ты. Лежи и не шевелись, скоро тебя закопают.

Как в Тюмени, так и в других городах, пораженных эпидемией, ходили ужасные слухи о людях, которых хоронили живьем. В любом случае, в отношении больных и раненых творилось много произвола. Хотя болезнь сама по себе не считалась заразной, тем не менее у населения развился страх к людям, больным ею, и вывозом трупов почти всегда