Шрифт:
Закладка:
Мои друзья явно мыслили аналогично.
— Работайте, бандиты, работайте…
Наконец Володя объявил: что-то лопатой нащупал. Ему не показалось.
— Молодцы, с первого раза. Я думал, придётся пару-тройку ям вырыть. Ну, чего встали? Доставайте.
Мы наполовину очистили тело от земли, когда в яму то ли заглянула полная луна, то ли упал свет фонарика. В этот момент я обосрался.
Не-а, это не фигура речи.
Я обосрался в прямом смысла слова. Мигом живот со страху скрутило, меня согнуло пополам, и справиться с резким напором изнутри оказалось невозможно. Топ-менеджер крупной компании обгадил штаны прямо в яме посреди леса, стоя на трупе четвертьвековой давности.
Не судите строго, потому что вы бы на моём месте тоже обосрались.
Дело в том, что это оказался не труп.
Прошло больше двадцати лет, но сбитая нашей тачкой женщина совершенно не изменилась. И она, конечно, открыла глаза. Начала приподниматься в могиле, выплёвывая изо рта сырую землю. Вот пролом в черепе справа: кровь оттуда уже не текла, зато по-прежнему виднелись мозги. Как в тот день.
Фима плюхнулся на жопу. Он побелел и, судя по гримасе, пытался закричать — не получалось. Володя, который всегда был среди нас самым решительным, от души приложил неупокоенную лопатой: это не произвело на женщину никакого впечатления. Я же просто стоял, чувствуя, как дерьмо течёт под штанинами.
Героическая сцена, ничего не скажешь.
Ко мне вдруг вернулись остатки самообладания, которыми стоило распорядиться с умом. Мысль родилась только одна: бежать. Из глубокой ямы я вылетел так лихо, что любой прыгун-олимпиец позавидовал бы. Ну и пусть с полными штанами: как говорится, можешь обосраться, но главное — победа!
Критерий победы в моём случае был понятен: спастись от этого существа, явно настроенного к нам не дружелюбно. И кто неупокоенную бабу осудит?
Дальше — словно монтажная склейка в фильме. Я вообще не заметил, как добрался до тачки. Что там с Фимой, с Володей, с Крестовоздвиженским — или как там его на самом деле… никакого понятия. Шум позади слышался, однако определить его природу, что-то разобрать не получалось. Да я и не особо пытался.
Схватился за ручку, но дверь машины не открылась. Соседняя тоже. Попробовать с другой стороны? Чушь, конечно — явно заперты все двери, но я всё равно побежал вокруг джипа.
И обнаружил, что багажник-то как раз приоткрыт. Прекрасно!
Там можно спрятаться. Или найти что-то получше лопаты — хозяин машины наверняка не только ствол на кармане таскает. Или… да блин, нужно же что-то делать!
Я поднял дверь и решительно нырнул в тёмное пространство. Ничего хорошего внутри не увидел.
Инструменты, канистра и прочая чушь, но главное — два больших продолговатых предмета, завёрнутых в брезент и полиэтилен. Очертания их были весьма узнаваемы — легко догадаться…
Я отодвинул край материи и увидел лицо Пети. Он был жив и в сознании, но вряд ли понял, кто сейчас перед ним.
Я бы что угодно поставил на кон: если в карманах второго упакованного найдётся паспорт — в графе «Место рождения» окажется Кемерово. Только вот и спорить было не с кем, и ставить в данный момент — нечего.
За спиной послышались шаги: это Крестовоздвиженский волок Фиму и Володю по грязи, ухватив за ноги. Надо сказать, без особого труда.
В слэшере, которых я за свою жизнь пересмотрел немало, полагался бы зрелищный финальный поединок. В жизни его не получилось: я нашарил в багажнике какую-то тяжёлую железяку, а Крестовоздвиженский достал ствол. Мгновение спустя я валялся перед машиной, обхватив руками простреленную ногу.
Здоровяк пинками заставил меня отползти в сторону и принялся грузить парней в багажник. Думаю, они тоже были живы — просто в отключке.
— Так значит, на неё работаешь?
Схема-то понятная. Проще, чтобы мы сами на место приехали, показаться клиенту. Да и зачем этому козлу лично лопатой махать? Развёл дураков на раз-два, как детей.
— Не на вас же. — он пожал плечами. — На таких уродов в своё время наработался… пока самого в багажнике не увезли. Да и поделом. А ты мне всю правду не сказал, кстати. Её ведь ещё живой закапывали, верно?
Риторический вопрос. Этот мужик прекрасно знал, что именно мы сделали в девяностые. Из первых рук. Так что отвечать я не стал: вместо этого задал вопрос своевременный, хотя и довольно бессмысленный. Как пить дать, кино нынче крутили без хэппи-энда.
— И что теперь?
Крестовоздвиженский как раз управился с Фимой и Володей. Размялся, потёр руки.
— Полезай внутрь, поедем.
— Куда?
— Куда вам всем положено. Было время, возил таких дураков в лес. Или в биотермическую яму… слышал про биотермические ямы? Неважно. Теперь прямиком в Ад вожу.
Было понятно: это не шутка и не образное выражение.
Ненавижу цыган!
«Бургер Кинг» на окраине города, где нет метро, поздним вечером был почти пустым. Но всё равно не составляло труда заметить, что редкие посетители старались сесть подальше от этой троицы. Никому не нравятся цыгане.
Цыгане и самим себе не всегда нравятся: так мог сказать Тимур, если бы его кто-нибудь об этом спросил. И хоть сейчас не спрашивали, говорил он именно на неизменно больную тему.
— Вся эта ненависть к цыганам идёт из мелочей. Например, из неправильного перевода фильма Гая Ричи.
— Чо? Какого фильма?
Тимур внешне сильно отличался от Данко и Руслана. Он был одет вполне прилично, как не самый бедный москвич. А его друзья щеголяли дивным сочетанием старых спортивных штанов с дешёвыми туфлями, покрытым белёсым узором дорожной соли.
На Данко был палёный пуховик с рынка и дурацкая шапка-петушок. Это был невысокий, поджарый паренёк, который быстро двигался и быстро говорил. Большие чёрный глаза казались ещё больше из-за выступающих скул, острого подбородка и впалых щёк.
— Дак чо, какого фильма-то? — Данко не переставал болтать, даже активно поглощая бургер.
— Тимурчик, видимо, говорит про «Большой куш».
Руслан, в противоположность Данко, был молчаливым парнем. Говорил всегда коротко и по делу, как теперь. Он вымахал гораздо крупнее своих друзей, носил замызганную кожанку. Бритый череп в сочетании с густой бородой придавал Руслану весьма грозный вид: неприятно услышать от такого человека просьбу дать прикурить.
— Да, Руслик прав, я говорю именно про «Большой куш». Фильму столько лет, но до сих пор одно и то же: где