Омельянов умело копировал певца, подпевая на припеве.

— Вот так и живем, Лидочка, — заливал он, рассказывая о своем несчастливом браке. — Страдаем от невозможности помолодеть лет так на десять и развестись.

— Скажете ещё. Вы же видели, на ком женились двадцать лет назад.

Глупая попытка поддержать разговор. А глаза-то, глаза на входной двери. Где же ты, Егор? И так всегда: потащит за собой и оставит.

— Видел, — вздохнул мой партнер. — А толку-то?

Наблюдая за его обреченным лицом и представляя, как ему перепадет после танца, я невольно заулыбалась. Умеют же люди создавать себе проблемы, ничего не скажешь. Есть жена, есть дети, внуки, многомиллионный бизнес – живи не хочу. Так не-е-ет же, нужно завести любовницу, поприставать к чужим бабам – лишь бы жизнь малиной не казалась.

Егор вернулся за стол под конец второго танца. Сосредоточенный, мрачный. Что же там случилось, что он снова вернулся в свое привычное состояние?

— Тебя ни на минуту нельзя оставить одной, — сказал задумчиво, как только я присела рядом.

— На минуту? Ничёсе у тебя проблемы с ориентацией во времени, — возмутилась, пригубив шампанское. Нравилось, как оно туманило мозг, даря обманчивое чувство легкости и беспечности. — Какие новости?

— Пока тихо.

— Егор, у меня плохое предчувствие. Может, позвонить Моренко?

Он настороженно поднял глаза.

— Уже сделал.

— И?.. Что он сказал?

— Сказал, посодействует.

Облегченно выдохнула, пытаясь не смотреть на него, понимая, что веду себя странно. Чем больше людей он подключит, тем больше шансов отстоять завод.

— А с Бердником удалось поговорить? 

— Я ведь сказал не лезть в это дело, — в голосе послышались недовольные нотки. — Сказал или нет?

Я сглотнула, не понимая, почему, как только дело касается «ТехМаша» он начинает злиться.

— Сказал…

— Разве я слишком много требую, м?

— Нет, — уже совсем не понимая, в чем моя вина. — Не слишком. Но неужели не ясно, что я переживаю?  

Егор взял меня за руку, согревая холодные пальцы в огромной ручище. Задумался. Снова далекий и непонятный. Чужой.

— О чем ты думаешь? — казалось, мы одни в ресторане. Гул голосов, музыка, женский смех – всё воспринималось как фон. Что-то несущественное и ненужное.

Он невесело улыбнулся.

— О тебе.

Я растерялась. Внутри всё сжалось. Мучительная, изнуряющая боль переплелась со сладким ожиданием грядущей ночи.

— Обо мне? — прошептала, не веря. — Что можно обо мне думать?

Егор придвинул стул ещё ближе, приподнял мое лицо за подбородок, заставляя посмотреть в глаза.

— Думаю, что ты очень интересная женщина. Загадочная, наблюдательная, отзывчивая, сострадательная.

Я напряглась, опустив взгляд, и он это почувствовал.

— Я?.. — нервно хихикнула, стараясь не обращать внимания на серьёзное лицо, застывшее на расстоянии дыхания. — Я обычная девушка, не имеющая за спиной ничего, кроме высшего образования и оно, как видишь, не особо пригодилось. Что ещё? До сих пор живу с отцом и…

Он перебил меня:

— А ещё думаю, что ты очень красивая.

— Надо же… — улыбнулась, собрав всю волю в кулак, — А я наоборот, пытаюсь не думать о тебе.

— И как, получается?

— Не особо.

Егор расплылся в улыбке и заговорщицки подмигнул, покосившись на остальных присутствующих:

— Может, ну его, эти посиделки? Поехали в гостиницу.

— А как же налаживание деловых связей? — поддела, хотя в душе несказанно обрадовалось представившейся возможности поскорее слинять. Семёнова и так уже сотню раз сожгла меня на костре, а потом снова воскресила и снова сожгла.

— Да ну их. Секс с тобой намного важнее.

И сказано это было таким вибрирующим голосом, что у меня подкосились коленки.

* * *

Целовались у входа в ресторан, в машине, у гостиницы. Горели желанием, прижимались к каждой стене, будь-то наружной или внутренней.

Чудом вспомнили о ключах, а то пришлось бы возвращаться на ресепшн. Администратор и так бросала на нас весьма выразительные взгляды. Ещё бы, Егор даже при ней не прекращал ласкать мою шею нежным поглаживанием длинных пальцев.

А потом… едва ворвавшись в номер и утонув в мягком свечении одинокого светильника оказалось, что меня стиснули со спины, прижимая грудью к стене. Каменная выпуклость брюк возбуждающе тёрлась об ягодицы и дурманила голову, заставляя желание главенствовать над разумом.

— Шшшш — прохрипел у виска, когда я захотела повернуться к нему лицом. — Не дергайся!

Он издевается?! Как вообще можно оставаться недвижимой когда… ммм… эти дерзкие руки… Пришлось ухватиться за его запястье, удерживая равновесие, потому что начала терять сознание от нахлынувшей сверхчувствительности.

— Егор…

— Да, моя сладкая девочка?  

Боже-е-е, я схожу с ума от одного только звука низкого голоса, насыщенного таким обещанием, что между лопаток пробежала волна мелкой дрожи. Его руки, словно стальные тросы вокруг моего трепещущего тела, нагло исследовали каждый миллиметр.

— Я… больше не могу… — мысли путались.

Скоро он возненавидит меня, возможно, уничтожит, но это потом, когда буду умирать, тонуть в собственном бессилии и ничтожестве.  

Сейчас же…

Егор мягко рассмеялся и, скользнув правой рукой под платье, ловко запустил её в трусики, накрыв лобок. Повернув голову, застонала в приоткрытые губы, желая поскорее ощутить его там. Но он не спешил. Для начала прошелся пальцем между сочных, набухших губок, надавил на чувствительно-пульсирующий клитор и нырнул двумя пальцами в самую глубь, не прекращая вполсилы таранить меня сзади, сжимая свободной рукой отяжелевшую грудь.

Сделала резкий вдох от скользящего движения влажного языка вдоль шеи. И без того жаркая ночь превратилась в сплошное безумие.

Я тёрлась ягодицами о его член, гладила легкую небритость щеки и сходила с ума от жарких губ, пытавшихся слиться с моими.

Всё же повернувшись, встретилась с потемневшим, обезумевшим взглядом и полностью отдалась под натиск жадных губ, в мгновения ока оказавшись приподнятой над полом. Ноги сами обхватили его бедра, с силой прижали к себе, будто проделывали подобное не единожды.

Егор вжал меня в стену, обхватив покрепче ягодицы и впился в губы сокрушительным поцелуем. Я вскинула руки и сомкнула их на его затылке, перебирая пальцами короткие пряди и едва не задохнулась, почувствовав, как его язык начал медленно потрахивать мой рот, а белье взмокло настолько, что влажная дорожка выделенного сока скользнула по промежности прямо на его пальцы.

Дернулась, улавливая колоссальное возбуждение вперемешку со смущением. Никогда не испытывала ничего подобного, но Егор ещё сильнее надавил, вдавливая в стену, буквально до боли и не разрывая зрительного