Архимандрит жадно в него вгляделся, и теперь изумился по-настоящему. Это была копия годеновского распятия — великого и животворящего. Причем она не просто болталась на груди юноши — символ веры лучился силой словно большой Иисусов Крест на Никольском погосте.

— Откуда у тебя это? — потребовал объяснений настоятель.

— Господь ниспослал.

— Послушай, сейчас не время для загадок. Сейчас решается твоя судьба. И быть может, не только твоя. Отвечай: ты нашёл этот крест где-то в Переславле-Залесском?

— Мне давно его дал отец Митрий — человек, крестивший меня в детстве.

Эти слова заставили Петра вспомнить, как звали рыжего попа, и где он его видал раньше. И, поняв, зачем этим людям «блаженный отрок», он тут же решил — никакого послушничества и рясофорства не будет. Необходимо, чтобы парень принял малую схиму немедля, пусть это и нарушает все мыслимые правила. Не выдать «чудотворца» бандитским рожам гораздо важнее.

— Готов ли ты, юноша, прямо сейчас отречься от своего прежнего имени и от прежней жизни?

— Готов, — отвечал Мартин, не задумываясь.

— Но перед этим у меня несколько условий. Во-первых, ближайший год ты сидишь в обители затворником. Во-вторых, принимаешь рукоположение в монахи и учишься в нашей семинарии на священника. В третьих — никаких новых «чудотворств» без моего соизволения.

— Согласен. Но что, если люди начнут просить у меня благословения? — уточнил юноша, и Пётр с радостью увидел, как пелена с его глаз спала.

— Вообще, благословляет Господь, а ты можешь лишь обратиться к нему. После того, как станешь иеромонахом, отказывать без веской причины нельзя. Но я надеюсь, что за книгами и уроками у тебя не будет времени на случайные встречи с прихожанами.

День завершился для бывшего отрока Мартина и вновь постриженного монаха Савелия68 такими словам:

— Господи Боже наш, введи раба твоего в духовный двор твой, и сопричти его словесному ти стаду: очисти его мудрование от плотских похотей и тщетныя прелести жития сего. И даждь ему незабытно поминате уготованная благая любящым тя, и распеншым себе житию сему, царствия ради твоего69.

* * *

Отца Савелия поселили отдельно от остальной братии. Многие монахи Александро-Невского монастыря были бывшими солдатами, не слишком твёрдыми в вере (и такое бывает). Поэтому настоятель опасался, что «добрые люди из петейных домов» попытаются их подкупить ради каких-нибудь злобных дел. Иеродиакон усердно учился богословию, однако полностью сосредоточиться на этом не удавалось.

По Питербурху распространились слухи о возможностях «блаженного», и к нему в обитель загадочным образом начали проникать страждущие. Хотя настоятель строго наказал — с подобной целью никого не пускать. В благословении Господнем отец Савелий не отказывал, и более ничего не предпринимал. Однако надежда — великая сила. И страждущие после встречи с загадочным иноком начинали чувствовать себя много лучше.

Слухи становились всё сильнее. К архимандриту с настоятельными просьбами стали начали обращаться такие люди, отказывать которым было нежелательно. Тем временем стало понятно, что емператорский двор скоро возвращается в Петербурх. И Петру начали сниться кошмары, как в монастырь является Её величество и требует аудиенции у «чудотворца». А вдруг подобное случится наяву? Глава обители утирал со лба пот и начинал думать, не отправить ли этого Савелия на военный корабль — такие предложения поступали от Адмиралтейства постоянно. Но у Господа на этот счёт была иная воля.

Однажды приёма у настоятеля испросил капитан-поручик Великолуцкого пехотного полка Секерин. Преосвященный Пётр был знаком с его родителем, и не видел смысла отказывать. Молодой офицер оказался очень целеустремлённым, и вскоре открыл архимандриту новые интересные обстоятельства бурного прошлого «блаженного» монаха.

— Он изменник и дезертир, — огорошил офицер. — К сожалению, наш полк в последнее время находился на марше и обживал новые квартиры. Так что я несколько запоздал с визитом в вашу обитель. Но по этому негодяю Мартину давно плачет виселица. И мешать справедливому возмездию — это преступление. В том числе и перед Богом.

— Насчет Бога — не вам решать, — остудил Сергея Васильевича глава монастыря. — И потом, никакого Мартина больше нет. Есть отец Савелий, но он отрёкся от старой жизни, и не может отвечать за прежние деяния.

— Но как же так, — негодовал капитан-поручик. — Можно же изгнать его из монастыря. И вообще, почему вы противитесь торжеству закона? На чьей вы стороне?

— Я на стороне Всемогущего Спасителя нашего, — отвечал Пётр. — Однако есть одно решение, которое, возможно, удовлетворит всех сразу.

— Какое решение? — не понял Секерин.

Архимандрит взял перо, и написал указ.

— Назначить иеромонаха Александра-Невского монастыря отца Савелия полковым священником в Великолуцкий пехотный полк, — прочёл офицер. — Вы всё-таки отдаете нам изменника, чтобы мы могли его должным образом казнить?

— Я отдаю своего чернеца в ваш полк, который по какому-то недоразумению долгое время оставался без духовного окаймления, — отвечал архимандрит. — Но попробуйте тронуть его хотя бы пальцем. И кара не заставит себя ждать — уже в вашем отношении.

— Как же так?

— Ну вы же знакомы с житием князя Николы Святоши и знаете о его святой власянице, которая оберегала от ратных опасностей? — с отрешенном видом заявил настоятель. — Так вот, отец Савелий теперь для вас — та самая власяница. Покуда он в полку, с вами Бог. А без него — ждите страшной беды.

Глава двадцать вторая. Хуторянки

Ыюля 14 дня 1733 года, Лифляндия

Как ни удивительно, с капитан-поручиком отец Савелий помирился очень быстро. Конечно, они не стали друзьями — всё-таки между ними была огромная сословная пропасть. Однако, поняв, что трус, дезертир и прочая, и прочая, больше не в его власти, Секерин заметно успокоился. И оказался не таким уж подонком. Особенно когда был трезв.

Иеромонах старался разорвать связь со своим прошлым. С тем отрезком жизни, от которого отрёкся в день пострижения и смены имени. Однако полностью стереть свою память не мог (ну не получалось, и всё). Разве что он стал не столь остро воспринимать прежние события и старых знакомых.

Раздумывая над тем, как бы обратить на пользу внезапную необходимость странствовать, Савелий решил, что всё-таки попробует докопаться до тайны Синь-камня. Не ради того, чтобы предъявить тому счёт. Но ради других заблудших. Быть может, где-то ещё есть такие же поганые идолы, и удастся отвратить людей от дьявольских сделок с ними.

По дороге, кажется, в псковских землях, офицер и иеромонах угодили в сельский праздник. И Савелий спросил о бытующих там обрядах. Про волшебные камни псковитяне ничего не знали — а может просто не хотели откровенничать с чужим священником. Но поведали о недавнем случае с