– Извольте объяснить, – Софья Дмитриевна ткнула в него пальцем, – кто это и что он делает в девичьей опочивальне?

– Я…, я…, – Варвара обернулась к принцессе, ища поддержки, но та просто отвернулась, – всё не так. Не так должно было быть! – У девушки началась истерика.

– А как? – уточнила Софья Дмитриевна, – он уже должен был уйти?

– Нет! Он должен быть у неё! – Соколинская указала на меня.

– Поясните, – в глазах обер-гофмейстерины зажглись опасные огоньки.

– Мы хотели, чтобы его нашли в её спальне, – Варвару трясло, по щекам раскрасневшегося лица лились слёзы, – нам помог теург принцессы. Вы должны были застать этого не у меня!

Девушка начала заговариваться, но в общем, смысл сказанного стал понятен всем.

Теодора, при упоминании теурга дёрнулась, но тут же взяла себя в руки.

– То есть, вы хотели подставить Александру Николаевну, но ошиблись дверью. Ваше Высочество у вашей свиты беда с ориентацией в пространстве, – Софья Дмитриевна недобро хмыкнула.

Теодора молча развернулась и вышла.

– Зовите гвардейцев, пусть запрут этого молодчика до выяснения обстоятельств.

Через час нас собрали в одной из гостиных.

К нам присоединились князь Соколинский и императорская чета.

Софья Дмитриевна изложила всё случившееся. Всё это время Григорий поглядывал с недоумением то на Варвару, то на меня.

Михаил Романович вздохнул:

– Мне нет дела до дрязг фрейлин. Но тут задеты интересы державы. Супруга будущего императора, – он с выражением взглянул на съёжившуюся Теодору, – это честь страны, её опора, мораль. И что я вижу? Третий раз за последнюю неделю невеста моего сына принимает участие в грязных инсинуациях. Это может лечь пятном не только на Павла, но отразится и на нас. Ваше Высочество, отныне фрейлины будут подобраны для вас из тех, кого одобрит Софья Дмитриевна, свита переходит в полное подчинение князя Соколинского и наши договоры будут пересмотрены.

Теодора побледнела, теперь за каждым её шагом будут следить, да и свадебка под большим вопросом.

– Далее я не намерен принимать участие в подобном вздоре, – продолжил император, – а если кто вынудит – пеняйте на себя. Варварой Григорьевной займутся.

Из угла вышел человек в сером кафтане. Могу поклясться, его не было в комнате. Дамы ахнули, Авдотья уронила веер. Кто это? Я присмотрелась к мужчине. Его лицо было отрешённым, веки полуопущены, а в глазах – пустота, но на дне будто притаился неведомый ужас. От одного его вида мурашки побежали по коже.

– Даю вам право вынести решение, – сказал Михаил Романович, и они с Анной Александровной удалились.

Лицо Варвары исказила судорога, Григорий побледнел, но перечить не смел.

Серый человек подошёл к Соколинской, произнёс бесцветным голосом, лишённым всяческих интонаций:

– Снимите амулет, княжна. Лучше сами…

Девушка дёрнулась, бросила взгляд на отца и, не встретив поддержки, обмякла. Сняла с шеи тонкую цепочку с кулоном и протянула Серому.

Он подошёл к Варваре вплотную, положил руку ей на голову. Взор княжны расфокусировался и стал бессмысленным, Григорий вцепился в подлокотники кресла, так, что побелели костяшки пальцев. По лбу князя струился пот. Прошло пару минут. Серый кивнул сам себе:

– Монастырь. Прошение о помиловании через два года.

Не глядя ни на кого, он удалился, а в комнате повисла гробовая тишина. Я как-то по-другому подумала о Весе. Неужели она тоже станет такой? Жуткой…

Князь сорвался со своего места и подлетел к дочери, та понемногу приходила в себя. Он вытер испарину с её лица, похлопал по щекам:

– Варенька, очнись, милая.

Девушка всхлипнула и, вздрогнув, словно пробудилась.

Софья Дмитриевна молча указала всем фрейлинам на дверь. Мы поспешили выйти. После экзекуции осталась настолько тяжёлая атмосфера, что я почти пожалела княжну. Почти. До сих пор от вида теурга, а это был, несомненно он, мороз шёл по коже.

Но минутная жалость прошла. Если бы не Веся и Софья Дмитриевна, ехать в монастырь пришлось бы мне. Сдаётся, вряд ли тогда меня пожалела бы Соколинская. Она точно знала, на что шла. Поделом.

Глава 33

Долго ещё весь двор был взбудоражен новостью о Варваре, и её ссылкой в монастырь. Приспешники Теодоры шарахались от меня, точно от чумной. Ну а мне это было на руку. Впервые за долгое время я жила спокойно. Занималась магией и… встречалась тайком с Павлом. Наши свидания были спонтанны и недолги. Во дворце трудно укрыться от посторонних глаз. Однако даже тех минут мне хватало понять, что я любима. И быть счастливой.

На этой неделе во дворце царила странное затишье. Не было обычного шума, сумятицы. Будто на замок набросили полог тишины. Дурные предчувствия не оставляли меня, а своей интуиции я привыкла доверять.

Однажды вечером, во время занятий с Весей, решила прояснить ситуацию:

– Послушай, странное что-то творится. Не находишь? Может это из-за сорванных переговоров о свадьбе Павла и Теодоры?

– Вы тоже заметили, госпожа? – Нахмурилась Веся, – так и есть, но выяснить точную причину мне не удалось. Император часто совещается с Соколинским и Сохновским. На эти встречи не допускают даже слуг, чтобы принести напитки или закуски. Мне туда тоже ход закрыт. Читать Григория Алексеевича или его секретаря я не могу, защита больно хороша. Так что знаю не больше вашего.

Я задумалась. Совещания с дипломатами, значит только одно, обострение отношений с сопредельными странами. Чем для нас это может грозить? Информации маловато.

– Ну а что говорит цесаревич? – Спросила Веся.

В последнее время она стала поверенной наших тайных встреч. Увидеться во дворце не так просто. Поэтому Веся передавала весточки от меня к принцу и наоборот. Я не боялась разоблачения, проникнуть в мысли и память теурга почти невозможно.

– Не спрашивала пока. Но попытаюсь разузнать, – я задумчиво потёрла подбородок, – вправе ли я лезть в дела государственные? Они меня мало интересуют. Только если угрожает опасность дорогим мне людям. А все чувства кричали, что угроза есть.

Мои сомнения разрешил сам цесаревич. Поздно вечером, когда утихает суматоха во дворце, мы сидели в уютном эркере, закрытом от посторонних глаз плотными занавесями. Он находился в самом конце западного крыла, так что случайных людей тут почти не бывало.

– Сашенька, – нахмурился Павел, – я не должен тебе этого говорить, но и молчать не в силах. Прошу, сохрани тайну.

– Обещаю, – кивнула в ответ, – однако, если от этого будет зависеть твоя жизнь, поступлю так, как посчитаю нужным.

– Другого ответа и не ожидал, – мягко улыбнулся цесаревич, – в тебе есть бунтарский дух, а императоры не терпят неповиновения.

Он обнял меня, притянув для поцелуя.

– Так, о чём мы, – открыла я глаза, отдышавшись, – ты хотел сообщить важную новость.