и кинув его в переполненную мусором урну, двинулся к себе в кабинет. Я подождал, пока он зайдет в подъезд, и только тогда вышел из машины. Не зачем светить ему то, что я теперь передвигаюсь на колесах. А то с него еще станется спросить у меня права.

К моменту, когда я зашел в опорник, Палыч уже замутил себе чайку, набрав в литровую банку воды и воткнув туда кипятильник. Вода в банке уже бурлила, а Палыч, насыпав в граненый стакан горсть черной заварки, подошел к стулу, на котором булькая стояла банка с кипятильником.

— Здравствуйте, Иван Павлович! — поздоровался я прямо от входа, и тут же продолжил. — Приятного вам чаепития!

— Привет, — кивнул мне участковый, наливая кипяток из банки в стакан с заваркой, и тут же предложил. — Чаю будешь?

— Не откажусь, если угостите, — не стал чиниться я.

— Тогда бери вон чистый стакан на полке, заварка на подоконнике, там же и сахар, и кипяток в банке. Как раз нам обоим хватит. — Деловито буркнул мне он.

Я взял с полки чистый стакан, щедро сыпанул туда из бумажной пачки заварку, кинул пару кубиков рафинада и залил все это кипятком.

— Бери, еще пряники, ё-моё. Они там, в бумажном пакете, рядом с сахаром стоят, — сказал мне участковый, сильно дуя на исходящий паром стакан.

Пользуясь разрешением хозяина, я вытащил твердый как камень глазированный пряник из пакета, потом взял обжигающий руку стакан и вместе со всем этим богатством присел за стол к Палычу. Попытавшись грызнуть сильно пахнущий мятой пряник, я понял, что ему в обед исполнилось не менее ста лет, и что таким макаром можно себе об него и зубы обломать. Пришлось размачивать пряник в кипятке и только потом откусывать от него маленькими кусочками. Какое-то время мы оба пили чай молча, пока я первым не нарушил молчание вопросом.

— Ну как там с нашим расследованием, Иван Павлович, вы узнали что-нибудь интересное?

— Что-нибудь, да и узнал, — отхлебнув из стакана, важно кивнул мне Гаврилов. — Что, говорить пока не буду, рано еще. Там, ё-моё, еще кое-какие вопросики будут и к тебе, кстати, тоже.

— А ко мне-то какие могут быть вопросы, Иван Павлович? — удивился я. — Меня, когда Марина пропала, вообще в городе не было. И я первым, считайте, тревогу поднял.

— А ты, ё-моё, приходи завтра утром сюда к десяти часам, тогда и поговорим, и про твою Марину, и с вопросами к тебе определимся, — твердо сказал участковый. — Сегодня на эту тему разговора не будет, рано еще пока.

— Хорошо, Иван Павлович, зайду к вам еще и завтра. — Я догрыз пряник, несколькими большими глотками допил свой чай и спросил: — А стакан, где можно помыть?

— Там, в коридоре, вторая дверь налево — туалет, там и раковина есть. Только ты, ё-моё, заварку в мусор выкини предварительно, чтобы раковина не засорилась.

— Обижаете, Иван Павлович, — усмехнулся я. — Я же не свинтус какой, заварку в раковину выкидывать.

Я тщательно вымыл за собой стакан и, попрощавшись с Гавриловым, вышел из опорного пункта. Черт возьми, непонятно, что он там нарыл и почему он сегодня весь такой загадочный. Ладно, гадать сейчас не буду. Завтра приду и послушаю, что мне там Гаврилов расскажет.

* * *

Сразу после участкового я поехал к городскому драмтеатру, надеясь найти там Абрамыча и немножко его попугать. Приехав, я поставил машину так, чтобы с места стоянки хорошо просматривался вход и подходы к театру, и, заперев двери, пошел справиться о Кацмане. На входе мне бабушка-вахтерша сказала, что Марк Абрамович сегодня еще не появлялся, и когда появится, она не знает. Я какое-то время послонялся рядом со входом, внимательно рассматривая старые афиши. Там действительно среди прочих артистов был и незабвенный Марк Абрамыч. Реально он, значит, артист. Я, несмотря на слова Лесоруба, до последнего момента думал, что он меня разводит, и Кацман работает в театре каким-нибудь зам-зав-завом. По типажу, он больше на бухгалтера или завхоза похож, а никак не на артиста.

Вернувшись в машину, я еще некоторое время скучал в ожидании, провожая взглядами редких в это время прохожих. Минут через сорок я увидел, как к свободному месту на стоянке подъехала новенькая синяя «семерка», и оттуда из передней пассажирской двери вышел Абрамыч. С водительского сидения, вслед за ним, вышел незнакомый мне молодой плечистый парень, запер машину ключом, и они вместе с Абрамычем направились к входу в театр. Я быстро выскочил из машины и, не запирая ее, чтобы не терять времени, бросился на перехват.

— Марк Абрамович, здравствуйте! — Я, широко улыбаясь, внезапно возник у них на пути, выскочив перед Кацманом, как чертик из табакерки. — Уделите мне пару минут вашего драгоценного времени, пожалуйста.

Парень рядом с Абрамычем немного напрягся и дернулся было в мою сторону, но тот, узнав меня, остановил его рукой.

— А-а-а, Юра, здравствуй! — Лицо Кацмана, казалось, прямо залоснилось, излучая радость от нашей неожиданной встречи. — Куда же ты пропал после своей эпической победы? Ко мне теперь люди часто подходят, спрашивают про тебя, хотят видеть твои бои еще. Так что ты не пропадай, появляйся, я тебе интересного противника подберу, и ты сможешь неплохо заработать.

— Да, не до боев мне пока, Марк Абрамович, — я с видимым сожалением развел руками. — Я сейчас злых людей ищу, что покусились на мое кровно нажитое.

— Ай-яй-яй, как не хорошо! — сочувственно зацокал Кацман. — Нехорошо, когда злые люди на чужое рот разевают. Так, а я-то тут причем, Юрочка? Ты ко мне, зачем тогда пришел? Или ты просто мимо проходил и решил со мной поздороваться?

— Так мысли мне в голову нехорошие лезут. Уж я их гоню прочь, а они все лезут и лезут, — все так же улыбаясь, сказал я, глядя прямо в глаза Абрамычу. — Те нехорошие люди, ведь на мое покусились не просто так. Их на меня навел кто-то. И это, по какому-то ужасному совпадению, случилось как раз тогда, когда мы после моего боя с Ледоколом назад в город ехали. Представляете, нас с Тимой по дороге домой и встретили.

— Так ты, Юрочка, наверное, головешкой своей юной и неразумной думаешь, что это от меня люди вас встретили? — ехидно спросил меня Кацман, и как бы желая поддержки