Мы сидели за столиками и пили молодое вино в Гринцинге[82] и Гумпольдскирхене[83] посреди цветущих роз и под навесом вьющейся виноградной лозы, читали Нестроя и Раймунда и слушали Шуберта. Мы были в Бургенланде, на озере Нойзидлер-Зе, в винном погребке близ ратуши в старинном городке Руст мы пробовали терпкое красное вино, разговаривали с хорватами, которые жили уединенной деревенской жизнью; они радостно приветствовали нас как немецких виноделов.

В Айзенштадте мы посетили замок графа Эстерхази, могилу его придворного капельмейстера Гайдна, еврейское гетто, которое все еще запиралось на железную цепь. Будучи опытными гидами, знавшие множество достопримечательностей австрийских и близлежащих венгерских земель, мы познакомились с типичным представителем старой дунайской монархии, с чьим семейством мы вскоре установили тесные дружественные связи. Его семья была родом из Моравии, он был офицером полевой артиллерии, затем офицером венгерского Генерального штаба. У него были большие имения в Австрии, Чехословакии и Венгрии. Для него было само собой разумеющимся, что он говорил на языках народов этих стран, а также знал английский и французский, разбирался во всех национальных особенностях и взаимоотношениях наций, живших вместе в Австрийской монархии на протяжении столетий.

Мы провели конец недели в одном из его венгерских имений к югу от Рааба[84]. Он показал конный завод чистокровных пород лошадей, стада крупного рогатого скота и скотный двор с раздельным содержанием каждого животного, свинарники, блестевшие такой чистотой, что в них можно было завтракать. Слуги имения пригласили нас в опрятные домики, перины высились горой. С другом нашего гостеприимного хозяина венгерским военным атташе в Вене мы обсуждали будущее балканской политики. Нам доверяли. Надо было использовать наследство старой кайзеровской империи. В другой раз я съездил в Будапешт. Я наблюдал за сменой караула перед резиденцией правителя страны адмирала Хорти. В каждом венгерском городе, зачастую даже на вокзалах, была выложена из разноцветных камней и живых цветов карта страны, на которой были показаны территории, которых Венгрия лишилась в результате подписания Трианонского договора 1919 г.: на западе земли отошли к Австрии, на юге – к Югославии, на востоке – к Румынии, и на севере – к Чехословакии.

Настоятель из Дорнбаха приходил ко мне в мое отсутствие. Я велел передать ему через жену, что Пасху намереваюсь праздновать здесь. У него были манеры светского кавалера, во времена монархии он был полковым священником в чине полковника. Он подчеркнул, насколько глубоко архиепископ Иннитцер, его кардинал, разделяет идеи аншлюса. Его прихожанин Зейсс-Инкварт согласился принять власть при условии, что останется католиком. Его желание исполнилось.

Он хотел бы видеть во время службы в своей церкви больше моих солдат. Будто я не хочу свидетельствовать о единстве государства и церкви. Это тесное слияние религии и политики я не принимал. Я был один с моей женой на празднике Воскресения в соборе Святого Стефана. Духовник на кафедре извинился за отсутствие военных на службе. Большой собор был заполнен наполовину. Приезд кардинала был захватывающим зрелищем.

Начальник оперативного отдела штаба 2-й танковой дивизии подполковник фон ле Суир провел короткое, захватывающее большую территорию командно-штабное учение, в котором тактиками были адъютанты бригады и соединений. Это была прекрасная возможность для отработки маневренного управления радиосвязью с помощью батальона связи. На учения один раз приезжал генерал Фелльгибель. Я обратил его внимание на то, что настроенные на прием и отправление сообщений 100-ваттные радиостанции работают на расстоянии только 100 или самое большее 150 км, с трудом покрывая имеющие тактическое значение территории. Он ответил, что в случае реальной опасности мы можем рассчитывать наполовину на результаты наших учений и наполовину на наши силовые резервы.

Когда после нескольких месяцев неизвестности было объявлено, что дивизия остается в Вене, женатые офицеры перевезли свои семьи в пустовавшие дома и лишь затем начали искать подходящие квартиры. Для расположения батальона предоставили помещения казарм в Мейдлингере. Там находилась австрийская школа связистов, большие мастерские по сборке аппаратов связи, гарнизонный манеж, склад боеприпасов для ручного огнестрельного оружия, запасы дров для гарнизона; в гараже стояли мощные тягачи «Австро-Даймлер», которые в 1914 г. перевозили 305-мм мортиры. В бывших магазинных помещениях были обустроены просторные дешевые квартиры для офицеров. Здание для имевших семьи офицеров имело полуторные комнаты, на три комнаты полагался один общий туалет. Эти квартиры занимали ранее сверхсрочники, ушедшие со службы еще в 1919 г. Несколько офицеров школы нанимали кухарку, которая готовила им обед. Чтобы процесс принятия пищи проходил эффективнее, там, в отдельном помещении, состоятельные унтер-офицеры ели обед за офицерским столом. Много сверхсрочников жило у подруг вне казармы. Все здание должно было быть продезинфицировано и подготовлено для обустройства квартир и всего, что не касалось служебной части батальона.

Снова я начал свои ходатайства к армейскому строительному управлению, начальник которого, немец из рейха, давал обещания сделать все для переезда батальона и принятия новобранцев к осени. Я высказал свои сомнения, когда встретился с начальником штутгартского главного строительного управления.

Больше всего меня интересовал буфет. Как и кухня, он располагался в подвальном помещении и был страшно грязным. Появился арендатор-толстяк со своей женой, с такими же формами. На мой вопрос об арендной плате они ответили, что она составляет 1 шиллинг в месяц, потому что буфет был отдан в аренду инвалиду войны. Мои сомнения относительно инвалида были вскоре развеяны, это был отец арендатора, умерший несколько лет назад.

Цены были соответственные, в казарме они должны были быть ниже, чем в ресторанах по соседству. Супруги, толстяк и толстушка, присваивали себе всю выручку. Она была небольшой, так как продавать табачные изделия запрещалось. У ограждения был построен киоск, в котором торговала военная вдова; одно окошко с прилавком выходило на казарменный двор, другое – на улицу. Она также платила за аренду один шиллинг в месяц. Невозможно было мириться с тем, что солдаты должны были оплачивать счета. Кроме того, хозяин заключил договор с крупной пивоварней, который тоже был невыгоден. На ее предупреждение он ответил безуспешной жалобой к самому Гитлеру. Качество пива после этого улучшилось, буфет был переведен из подвала на первый этаж. Что касалось табачного вопроса, то мне было разрешено стать владельцем табачного киоска, о чем было объявлено в буфете. Кроме того, я мог продавать знаки почтовой оплаты. Военная вдова получила лавку с большим оборотом в городе. Продажами буфета мы теперь распоряжались сами, как это было в Вюрцбурге, так что солдаты должны были быть довольны чистотой и ценами.

В начале сентября 1938 г. моя семья переехала из Вюрцбурга в Вену. В наших